…Ощущение праздника пришло в тот момент, когда на вокзале меня остановил комендантский патруль и моряк-лейтенант проверил документы. Все в полном порядке. До отхода поезда час, в кармане — зарплата за полгода. Можно съесть прорву мороженого.
Прошли две девушки, поглядели на меня, и одна что-то сказала другой: обе обернулись. Хорошо, учтем. Я ел мороженое, по-верблюжьи вытягивая шею из тесного воротника, чтобы не накапать на новенькую, еще ни разу ненадеванную форму. Брюки у меня были отпарены до кинжальной остроты, рубашка малость давила шею, но это из-за непривычного галстука. А если чуть скосить глаза — на плечах словно весенний луг: зеленые погоны с золотыми буквами ПВ. Я видел себя как бы со стороны, и мне ужасно нравился этот парень в зеленой фуражке. Конечно, не очень солидно выглядело, что такой парень кусками хватает мороженое, но тут уж я ничего не мог поделать с собой. Полгода не ел мороженого!
Сверток со свежей рыбой я положил на полку. Вчера Эрих и Ленька поймали здоровенных лещей и дали мне с собой три штуки. Эрих посыпал солью жабры, нарвал красивы, переложил ею лещей и сказал, что в таком виде рыба доедет благополучно. Как в холодильнике.
Мама, конечно, ахнет, увидев таких лещей. В магазинах или на рынке нет ничего похожего.
В Ленинград поезд приедет в шестнадцать десять. Дома никого не будет до восемнадцати тридцати. Два часа с лишним я должен болтаться на улице. Правда, можно бы позвонить маме, но я забыл ее служебный телефон. Номер заводского коммутатора я не знал вовсе. В таком случае лучше всего — поехать на завод и позвонить Коляничу из бюро пропусков.
Я смотрел в окно, и казалось, что перед глазами в обратную сторону разматывается уже виденная однажды кинопленка. Год назад я видел эти же аккуратные платформы, привокзальные киоски, очереди к автобусам. Потом пошли дачные пригороды; уйма детишек; в вагоне запахло жженым — это в садах жгут прошлогоднюю листву…
Я не замечал, что в вагоне становится многолюдно. Кто-то спросил меня: «Здесь свободно?» — и я кивнул. Пожилая женщина с большой хозяйственной сумкой села напротив.
До Ленинграда было совсем близко.
— Отслужил, сынок? — спросила пожилая женщина.
— Нет еще.
— В отпуск, стало быть?
— Да.
— В Ленинград?
— А куда же?
— Это хорошо. Близко служишь. А мой вот — на Дальнем Востоке.
— Далековато, — согласился я. — Пограничник?
— Нет, связист.
— Тоже ничего, — кивнул я. — Первогодок?
— Первогодок. И время-то нынче мирное, и сам пишет, как там хорошо, а я вся извелась…
— Чего изводиться-то зря? — спросил я. — Мы не маленькие.