— Я о нем позабочусь, — произнес Дьявол, на этот раз более мягко.
Ники наконец кивнула и, пришпорив коня, поскакала галопом в поселок.
* * *
Кейн обращался с юным Томпсоном очень осторожно. Мальчик напомнил ему, каким он сам был в юности, особенно своей бравадой. Парня, безусловно, мучила сильная боль, но он этого старался не показывать.
— Потерпи немного, — приободрил его Кейн. — Рана не так уж опасна.
Мальчик выживет. Но для чего? Для того чтобы быть убитым в перестрелке? Чтобы увидеть, как его дядю и, возможно, сестру посадят в тюрьму?
Он подумал о том, какой решительный вид был у этой девушки, когда она прицелилась в него из пистолета, и как она все же была испугана. И этот мальчик тоже изо всех сил старается быть мужчиной.
Какого черта они здесь делают?
Соблюдай дистанцию, велел он себе. Ты не можешь позволить себе ни жалости, ни сострадания, ни еще чего-нибудь.
Кейн заметил, что раненый совсем сник в седле.
— Как тебя зовут? — спросил Кейн.
— Робин, — слабым голосом ответил паренек.
— Ну что ж, Робин, все будет хорошо. Попытайся только не терять сознания.
Мальчик сделал попытку выпрямиться в седле.
— Не надо, — сказал Кейн. — Я поддержу тебя.
— Я сам… могу.
— Я знаю, — мягко произнес Кейн, отгоняя прочь начинавшие всплывать в его памяти ненужные воспоминания. Воспоминания о том, как семья Дэйви спасла его от голода и страха.
Перед ними показался странный маленький городок, которого не было ни на одной карте.
— Первый дом, — сказал мальчик.
Перед домом из кирпича и камня — самым дорогим в Логовище, как успел заметить Кейн, — собралось несколько человек.
Он подвел лошадь к крыльцу, и Нат Томпсон с покрасневшим от гнева лицом вышел навстречу своему племяннику.
Кейн помог снять мальчика с лошади, и высокий, крепкий детина, с руками, как стволы дерева, внес его в дом. Девушка, наблюдавшая за ними, стоя на крыльце, также вошла в дом. Кейн остался на улице один.
Он уже готов был повернуть коня и вернуться к себе в гостиницу, когда из дверей вышел еще какой-то пожилой мужчина, которого он раньше не видел.
— Войдите, — сказал он.
Подавив возмущение, вызванное повелительным тоном, которым это было произнесено, Кейн спешился.
Когда он подошел к двери, мужчина протянул ему руку.
— Я — Митч Эверс.
Кейн пожал руку Эверса, которую тот, по-видимому, протягивал нечасто, пытаясь сообразить, какую же роль играет здесь этот человек.
— Я слышал, что вы предложили взять вину за выстрел на себя, — сказал Эверс. — В этом нет необходимости. Джона Янси сейчас выпроводят из Логовища. Он больше сюда не вернется. — Суровый голос человека не вязался с легкой улыбкой, игравшей на его губах.