Габриэль вздрогнула, невольно поежилась под своей чересчур жаркой и грязной одеждой. Мимо проехал, возвращаясь из дозора, шотландец. На нем не было шляпы, и каштановые волосы свободно падали на лоб. Вот он спешился и направился прямо к ней, и Габриэль невольно отметила про себя легкую грацию его движений. То, как он держится в седле, походка, речь — все говорит о благородстве, силе, уверенности в себе.
— Как он? — спросил Дрю, наклонившись над Кингсли.
Габриэль метнула на него быстрый взгляд.
— Все так же.
Вид у шотландца был совершенно измученный, и ей ужасно захотелось разгладить усталые морщинки возле глаз. Ее обуревало безумное желание предстать перед ним не Гэйбом Льюисом, а Мэрис Габриэль Паркер, блистательной актрисой, — и увидеть в его глазах такое же восхищение, какое она частенько замечала в глазах зрителей. Только бы не было в этом взгляде сомнений и подозрений…
Следующий вопрос разбил ее иллюзии вдребезги:
— И Джед оставил тебя одну с ним?
Был ли задуман этот вопрос как обвинение или нет — но он поразил девушку в самое сердце. Глаза Дрю, всегда такие золотистые, смотрели теперь жестко, почти враждебно.
— Он устал, — ответила Габриэль, — и, кажется, прихворнул.
Взгляд шотландца пронзал ее, как стрела.
— Для тебя это все упрощает?
— Что именно? — ответила она с вызовом. Он все так же пристально смотрел на Габриэль.
— Если Джед прихворнул, ему некогда замечать некоторые странности своего… помощника.
Говорил Камерон ровно, без всякого выражения, и все-таки чувствовалась в его голосе какая-то подспудная жестокость.
Добродушный, обычно чуть-чуть насмешливый шотландец предстал сейчас перед Габриэль совсем с другой стороны. Исчезли доброта и сердечность… да полно — был ли он когда-нибудь таким, каким ей казался? Быть может, это всего лишь маска, за которой скрывается совсем другой человек? И какой он — этот человек?
— Нет, — просто и кратко отвечала она.
— Что — «нет»?
— Мне это ничего не упрощает.
— Я видел, какое у тебя было лицо, когда мы привезли… мистера Кингсли, — настойчиво продолжал он.
— Ну и что? — быстро отозвалась она, не зная, что именно выражало тогда ее лицо. Ею тогда владели такие противоречивые чувства, что Габриэль сама терялась в догадках — что же она, в конце концов, чувствует на самом деле?
— Ты не очень-то удивилась.
— Неужели?
— И ты уехала из лагеря в то самое утро, когда в него стреляли.
Девушка сдержанно кивнула.
— Куда ты ездила?
— Прогуляться.
— К северу?
— Да.
— Ты ничего не заметила?
— Нет.
Габриэль чудилось, что шотландец видит ее насквозь, сдирая с нее покровы притворства, смятения, лжи.