— Декадент Рекламский! — сказал Клавдии Наглушевич. — Хотите, я его для «курьеза» позову к нам, в кабинет? Он нас повеселит…
— Пожалуйста, — отвечала Льговская. Поэт ее очень заинтересовал. — Я с удовольствием с ним познакомлюсь… Я много про него слышала.
Фельетонист исполнил ее «приказание».
Поэт Рекламский не заставил себя долго ждать. Он всегда был не прочь «сойтись» с новой, хорошенькой женщиной.
Не успел лакей подать все нужное для «кутежа», как Рекламский уже жал руку Клавдии.
— Я всегда пребываю в этих злачных местах, — начал сразу он. — Я жить не могу без новизны. А где найдете ее, как не здесь? Тут постоянный ввоз нового женского тела…
— Ну, пошел с места в карьер, — воскликнул Наглушевич. — Пожалуйста, будь поскромней… Расскажи лучше, как на тебя г. Волынкин, как на «дичь», охотился…
— Я думаю, это неинтересно, хотя и сверх-нетактично.
— Тогда не надо! — корча из себя умышленно невинность, проговорила Клавдия.
Рекламский инстинктивно понял, что она заинтересовалась им, и отложил свою повесть, щадя «стыд» Клавдии, до другого раза, хотя он и прекрасно знал, кто она.
— Я несчастный человек! — перевел он разговор на прежнюю тему. — Тело женщины, какая бы она ни была, я люблю только один раз. Потом оно наскучивает мне.
— Какой женщины? — многозначительно «бросила» Клавдия.
— Всякой, — настаивал на своем убеждении декадент.
— Неправда!..
«Однако, Клавдия им порядочно обворожилась», — подумал Наглушевич. И, обращаясь к поэту, фельетонист сказал:
— Прочти что-нибудь нам, да позабористей. Ты мастер, я знаю, на заборах писать!
Рекламский не обратил на «шута» никакого внимания и начал:
Я бесстыдство люблю только раз,
Прелесть тела я раз созерцаю,
А потом, тело, скройся из глаз,
Я тебя, как добро, отрицаю.
Я бесстыдство люблю только раз…
Я другого ищу сочетанья,
Незнакомых созвучий груди,
И за эти за все очертанья
По кровавому еду пути…
Я другого ищу сочетанья…
Новых жертв я ищу, как гипноза,
Жить без новых красот не могу,
Жизнь моя есть сплошная угроза:
Подарить ее можно врагу.
Жить без новых красот не могу…
— Ну, с такими стихами далеко не уедешь! Разве в сумасшедший дом, — буркнул фельетонист, когда декадент кончил.
Но Клавдии стихи понравились. Потом, они прочитаны были с такой безысходной мукой голоса, с таким тонким сладострастием, что она решила пригласить к себе необыкновенного поэта.
Рекламский поблагодарил Клавдию за внимание и как-то загадочно улыбнулся.
После чтения стихов разговор что-то не клеился и все приналегли, по выражению фельетониста, на другие «куплеты» — на свиные и прочие котлеты, хотя «сего лакомства» на столе и не имелось.