Хотелось завыть, впечатываясь в эту белую стену. Вырваться из неотвратимо замыкающегося страшного круга. Внезапно проснуться, с облегчением осознавая, что произошедшее — всего лишь ночной кошмар.
Но он слишком хорошо понимал, что ничего подобного не случится. Не может быть легче после того, что он натворил. После того, что видел в собственном доме. Возле своей кровати. И теперь будет только хуже.
Мужчина скорее почувствовал, чем увидел подошедшего к нему врача. То ли от остатков выпитого алкоголя, то ли от боли мысли путались, язык не хотел подчиняться. Поднялся навстречу, внезапно ощущая, как качается пол и почти вплотную нависает потолок. Но это было уже неважно.
— Что с моей женой?
Негромкий, усталый голос доктора прозвучал как набат.
— С ней все нормально… насколько это возможно в данной ситуации.
Почему он не почувствовал облегчения? Наоборот, внезапно кончился воздух, словно кто-то резко сдавил ему горло, лишая возможности дышать. И этим кем-то оказался он сам, потому что следующие слова врача прозвучали как окончательный приговор:
— Мне очень жаль…Нам не удалось сохранить ребенка…
Пять лет назад.
Врач разрешил зайти в палату, но мужчина словно окаменел у входа, не в силах переступить порог. Никогда и ни перед чем не робевший прежде, сейчас почти до дрожи боялся снова оказаться рядом с ней.
Но реальность все равно превзошла все его страхи. Было невыносимо увидеть полупрозрачное лицо с просвечивающейся синевой вен, тонкие запястья с жуткими темными пятнами. Мирон сначала даже не понял, что это такое, но внезапно узнавая следы собственных рук на ее коже, отшатнулся назад, стремясь убежать, скрыться от такого безумия. Но тут Полина медленно повернула голову, открывая глаза. Попыталась приподняться в постели к нему навстречу. Протянула дрожащую ладонь.
Он медленно подошел, не чувствуя под собой ног. Не в состоянии смотреть на ее изможденное лицо и потухшие, заплаканные глаза.
— Я… не знала ничего про… — девушка не смогла закончить фразу.
Раньше они почти не говорили о детях. Предполагалось, конечно, что когда-нибудь в их семье будет малыш. Но сразу после свадьбы Мирон считал жену слишком юной, чтобы становиться матерью. Жизнь в Петербурге на съемной квартире тоже не особенно располагала к таким серьезным переменам. А здесь все только начинало устраиваться. Полина совсем недавно и пока еще лишь самой себе призналась в том, что мечтает об их маленьком продолжении. Которое недавно вынесли из операционной в холодном металлическом лотке…
Но если она и хотела обвинить мужа, одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы понять: приговор, который он сам вынес себе, страшнее любого осуждения. И девушка лишь тихо попросила: