— Ты пять минут назад ходила, — устало напомнил я. Пятый день идём. Достало всё! Напряжение это. Вина. Угрызения. Подсказал бы кто…
— И что? — Попыталась она упереть руки в бока. Не получилось…
— Привал! — Выкрикнул я. — Пошли, — перехватил я поводок. — С тобой схожу.
— Вуайерист малолетний!!! — Осталось за ней последнее слово.
Как я понимаю того Боярина! Строптивая… Дерзкая… И желанная… Ммм…да… Храм 'Бе', уже не за горами. Быстрей бы её уже сбагрить! А ты, совесть — замолчи!
— Что за странное название? — проворчал я, перешагивая лепёху дикого животного. Две лепёхи!!!
— Это сокращённо. А так — Безумный Бог! — Уселась в травку Мария, делать дела. Я тактично отвернулся.
— И не страшно тебе? Бежать не пытаешься?! Уговаривать отпустить тебя за выкуп большой — не даешь? Покорная слишком… — Проявил я любопытство. Странная…
— Тропа к Чуди лежит через 'Бе'. Не обломится им ничего, — уверенно заявила длинноногая. Ух, какая! Каюсь! Глянул разок… Никаких конфет сегодня! — наложил я на себя епитимью.
— Почему?
— Узнаешь, — пообещала она так, многозначительно, потянув трусики на место и поглядывая на меня. Смотрю ли?
— Ладно, — махнул я рукой. — Раз ты такая сведущая, ответь: где дракончики? По долине идём, а их всё нет и нет?
— Извели! Жажда наживы! Всё, как всегда. Слишком они ценны, как ингредиенты или домашние питомцы. Защититься нечем… — Смахнула она слезинку. Наконец — то прорвало! Я уже бояться стал — спать по ночам. Вдруг горло себе перережет или караульному? Отбирать тот, что на поясе — запретили. Кровь — не вода! Да…. А в жертву значит можно? Совесть, совесть, совесть…
С тех пор, так и повелось, что вёл её я. Болтали о том, о сём, а на душе кошки скребут. Нравится она мне. Ох, как нравится! Чуть не поцеловал её на очередном привале! Может снова, кто в голову залез? Эх… Впереди бессонная ночь. Буду проверять.
* * *
— Пришли, — уложил я Марию, перед собой. Шла, клевав носом. Заснула. Пришлось взять на руки. Мягкая, тёплая… домашняя такая. Личико умиротворённое. Ни невзгод, ни потерь. Там жив и муж и отец. Братья и сёстры…
— Прости меня, — убрал я локон, что лез ей в рот, проведя рукой по лицу. Она причмокнула, улыбнувшись.
— Буди, давай! — Вылез 'Дядя' Фёдор. Не сюсюкайся! Размазня ты или сотник? — Усомнился он. Кого совесть не мучила — так это его.
— И, правда, пора… — Кивнул я Гостомыслу на сооружение. Пусть глянет. Разведает.
— Чисто, — отчитался он. — В пыли, правда, всё, — встряхнулся, как собака.
— Мария! Мария! — Мягко толкнул я её.
— Что такое? — Не поняла она спросонья, потирая ангельские глазки, как в детстве. Кулачком.