Впрочем, с этой гитарой была связана небольшая драма другого нашего краснодарского гитариста. Василий назвал ему цену. Тот помчался собирать деньги. Принес, но Вася, чувствуя, что продешевил, назначает новую цену на 100 рублей дороже. Гитарист денег нигде достать не смог, сорвал в своей квартире со стены новый ковер стоимостью в 250 рублей и принес Василию домой. Того дома не было. Его жена, увидев красивый ковер, по тем временам дефицит, получив деньги и доплату в виде ковра, отдала гитару. На другой день к этому гитаристу ни свет, ни заря, приходит Василий с заплаканной женой, с ковром и забирает гитару обратно. В конце концов Василий продал эту гитару за крупные деньги заезжим цыганам. Такие вот драмы разыгрывались вокруг хороших инструментов у нас в провинции.
В Москве, мне рассказывали, тоже случалось подобное. Сергей Орехов, говорят, продал гитару какого-то зарубежного мастера Борису Хлоповскому, а когда одумался и попросил вернуть её, но тот отказался. Да и мне мою проданную гитару мастера Шкотова мой друг не вернул, хотя при покупке обещал вернуть по первому требованию. Так, что гитара может стать причиной раздора даже между самыми хорошими друзьями.
А на работе у меня опять наметилась перемена. Бывший начальник участка, работавший у меня слесарем, поправил свое здоровье и почувствовал, что между простым слесарем и начальником участка, как говорят в Одессе, две большие разницы. Начал меня, используя футбольный сленг, оттирать к бровке поля. Все принятые мной решения он подвергал пересмотру и всячески старался доказать, что нас пора поменять местами. Конечно, двадцать лет его работы на этом месте не шли в сравнение с моим годовалым стажем. Я это почувствовал и стал искать себе новое место.
Работу новую я долго не искал. Рядом с базой «Севкавтисиза» находилось родственное ему в какой-то степени предприятие «Краснодаргеофизика», куда я часто обращался за помощью в снабженческих вопросах. Снабжение у них было налажено хорошо, и можно было по бартеру обменять что-то необходимое для работы — чаще всего металлорежущий инструмент. Я узнал, что на недавно открывшийся участок этого предприятия по производству каких-то новых радиофизических приборов нужен нормировщик. Поскольку моя специальность по техникуму — «радиометролог», а по институту — «инженер—экономист», то это место по мне не то чтобы плакало — оно просто рыдало.
К великой радости моего слесаря я подал заявление на увольнение и принялся осваивать очередную профессию на новом предприятии. Три месяца ушло на нормирование всех деталей и узлов нового прибора и определение его себестоимости. Все это делалось по чертежам. Когда началось изготовление приборов, оказалось, что фактические затраты времени не очень расходились с моими нормами. Сборка продолжалась еще три месяца. В СССР было плановое производство, и невыполнение плана каралось очень строго.