— Что у тебя такое твердое в кармане?
— Это совсем не кармане, — нагло ответил я.
Дальше нам хватило двух фраз из лексикона Эллочки — людоедки.
— Ого! — восхитилась она.
— Угу? — задал я вопрос.
Вокруг нас соседи в темноте пели популярные песни тех времен, мы с ней подпевали им, порой не попадая ни в текст, ни в мелодию, но зато точно попадая в ритм фрикций наших тел. Ее клятвы, что все останется между нами, и уверения в том, что она умеет хранить тайны, окончательно меня расслабили, и я, использовав всю науку Фаины, и, конечно, Зины, привел в неописуемый восторг свою новую партнершу по сексу. За летний сезон мы еще несколько раз совершали поездки в оздоровительный лагерь и всегда, где-то за час до сбора к отъезду, она занимала наше место. В пути я её пересаживал на свои колени.
Как молоды мы были
«Не забыть нам любимые лица…»
Очередной заводской смотр художественной самодеятельности застал меня уже в новом цехе. В нем был довольно приличный женский хор, которым руководил приглашенный из музучилища хормейстер, и здесь у нас конкурентов не было. Я тоже защищал честь цеха сольной игрой на гитаре. Играл «Аргентинскую мелодию» в обработке М. Л. Анидо. Пьеса так понравилась слушателям, что я исполнял ее на бис. Мою игру заметил худрук заводского Дома культуры и пригласил меня выступить по краевому телевидению, которое как раз пропагандировало народные таланты Краснодарского края. Я выступил, причем без всякой предварительной записи, в прямом эфире. Это был по тем временам большой риск опозориться на весь край каким-нибудь сбоем в игре. Все прошло блестяще.
А в общежитии благодаря Владлену я обрел постоянное место шириной в полкойки. В моих ушах звучали слова популярной в то время песенки:
«Весел я — меня пьянит свобода!
Я вечерами снова с друзьями,
Некуда спешить мне больше…».
И хотя фактически я сам покинул своих милых и чувствовал себя не то чтобы весело, но как-то легко от того, что «некуда спешить мне больше». Приходил с работы, брал гитару и часа два играл в пустующем красном уголке общежития. Когда туда приходили желающие смотреть телевизор (его наконец там установили), я уходил в свою комнату, и если кто-то из моих «сокамерников» отдыхал, то я занимался своими институтскими контрольными работами.
Трудно мне давалось черчение. В техникуме основной упор делался на черчение электрических и радиотехнических схем, а в институте преподавалось машиностроительное черчение. Мой угрюмый с виду сосед — Сергей Иванович, любитель испанской музыки, оказался ведущим конструктором нашего заводского СКБ (специального конструкторского бюро). Он взял мое обучение этому предмету в свои руки. Я приобрел портативный разборный кульман с чертежной доской, готовальню с набором чертежных инструментов, и казавшийся непреодолимым предмет с помощью Сергея Ивановича был успешно мною освоен. Он помог мне освоить также и начертательную геометрию.