Лекарь с готовностью повторил свой фокус. Снотворного не обнаружилось.
Фирс тут же протянул ему ещё два бокала.
— В один я собрал остатки сока танжеринов из кадки! — прокричал помощник непревзойдённого дедуктивиста. Голос у него тоже оказался надсадным, слишком громким. — В другом сосуде чудом сохранились льдинки из вёдер.
Результат вновь оказался отрицательным. В обоих случаях.
* * *
— Кто-то влил в Кубок снотворное… — задумчиво пробормотал Лафарг. Спохватился и принялся быстро строчить для Вийта в тетради.
— Уверена, дворецкий вне подозрений! — проворчала старая Мйончинская. — Именно потому, что мы все сейчас о нём подумали!
На горделивом лице дворецкого не дрогнул ни единый мускул.
— В составных частях пунша следов снотворного нет, — продолжал лекарь, ни на мгновение не отрывая перо от бумаги. — Значит, отраву добавили в уже готовый напиток… — доктор покачал головой. — Но как? К чаше ведь могли подойти только соревнованты! И происходило всё действо на глазах десятков гостей!
— Сколько мышника нужно для такого эффекта? — Вийт кивнул на Таде.
— С учётом общего количества пунша? И телосложения его превосходительства? — врач пожал плечами и написал: «Нужно было влить в Кубок не менее полуведра насыщенной настойки».
— Полведра! — вскричал Вийт удивлённо. — Такое количество в перстне не пронесёшь…
Тут какая-та мысль посетила Лафарга.
— Но позвольте! — вскинулся он. — Позвольте! Все участники Гонок пили из Кубка! Каждый пил! До дна! Не отравил же злоумышленник сам себя!
— Что? — вызнавальщик чувствовал, что сказано нечто важное, но не услышал ни звука.
Врач стал писать в тетради.
Фирс тем временем подтолкнул локоть Вийта. Кивнул в сторону гоночного поля.
Чёрные гусенички составов уже приблизились к первому повороту. Из головы каждой била в небо струя обильного дыма. Впереди нёсся Мйончинский, за ним, отстав на длину поезда, Сташко, в полуверсте за ними был Корстини.
— Слишком быстро! — произнёс, вглядевшись, доследчик. Он говорил под нос, но получалось громко, на всю залу. — Так они могут сойти на повороте с рельсов!
Публика в испуге замерла.
Несколько долгих секунд в судейской ложе висела мёртвая тишина. Даже хроникёры умолкли. Потом, будто услышав сыскного надзирателя, стали замедляться первые два паровоза. Машина антрепренёра едва не настигла их, но и она в конце концов притормозила.
Мйончинский вошёл в поворот на огромной скорости, не менее двадцати вёрст в час. Его локомотив сразу же заметно накренился. Из-под колёс сыпанули снопы искр. Из прицепного открытого вагона на землю лавиной посыпался уголь. В воздух поднялось чёрное облако, сквозь которое вверх ударил белый столб пара. До судейской ложи донёсся протяжный, панический гудок.