Что-то я заскучала, никто мне ничего не рассказывает, не спрашивает, хотя, что с меня возьмешь, даже имени своего не помню.
Дверь открылась. Вернулся солдат. Ой, что это я напряглась, словно пружина на взведенном арбалете (ой, как интересно ничего не помнить…). За солдатом слегка пригнув голову, чтобы не стукнуться о косяк двери, вошел мужчина. Вот это даааа, какой он огромный.
— Энель, Кара, я смотрю, вы без меня начали? — голос мягкий, но строгий.
Совсем они меня сбивают, как может у такого великана быть такой голос? Таким голосом только баллады о любви вечной петь, а он тут какие-то строгие нотки еще в него подмешивает. Брр аж оторопь берет, тоже наверняка не так чтобы прост. Высокий широкоплечий, светловолосый… Руки огромные, такими задушить — нечего делать. Да уж, ему я даже до подбородка в прыжке не достану… наверное… хотя… если постараться… А глаза у него какие. Мурашки бегут по спине. Ярко голубые, пронзительные, но холодные, словно лед, того и смотри, замерзнешь насмерть, если не оторвешься… Что-то не так… Почему он так смотрит на меня, словно… обвиняет в чем-то…
— Кален, мы позвали тебя сразу. Ты ничего не пропустил, ну кроме того, что она сказала, что ничего не помнит, — Энель спокойна, она верит в него, верит, что он во всем разберется.
Очень приятно, оказывается Видящий — это не имя (а что тогда? Прозвище?) А зовут этого голубоглазого гиганта Кален. Смотрит на меня, ну что ж, я приму твой вызов и тоже поиграю с тобой в гляделки, красавчик. Смотрю прямо ему в глаза. Он смотрит на меня, я на него, ничего не происходит, совсем, начинаю сама развлекаться и решаю даже не мигать, а то совсем скучно…Сейчас зевать начну…
— Кален?
Молчит красавчик, смотрит на меня и молчит, да я уже победила тебя раз 10, ты все время моргаешь, а я — нет… Хоть ты ему язык покажи, нет, не буду, не вежливо как-то…
— Я не понимаю, Энель. Как тебя зовут? — ко мне обращается.
— Я… не помню… — уже знакомая фраза, уже лучше получилось.
— Кален?
— Ничего не понимаю. Энель, ну-ка соври мне что-нибудь.
— Кален, я не могу просто взять тебе и соврать.
— Ага, вот и попалась, — он улыбается.
— Нет, — лицо Энель побледнело.
— Тебя чувствую, каждую жилку чувствую, каждую букву, а ее… Я не могу вам помочь, дамы, я ничего не вижу, вообще ничего, совсем. Никогда такого не было. Правда тоже дает свой отзвук, а тут вообще ничего… пустота, словно она и не думает ничего, словно ее нет вовсе..
Конечно, сейчас же, не думаю… Тоже мне… я как раз сейчас тебя рассматривала, должна тебе заметить — ты очень симпатичный, светлые волосы, красивое лицо, скулы широковаты, но для мужчины, ты просто эталон красоты, даже мелкая сеточка морщин вокруг глаз не портит твое лицо, а шрам над губой — он просто восхитителен, интересно, когда ты улыбаешься, глаза остаются такими же печальными? Глаза, это просто что-то неописуемое, голубые, яркие, пронизывающие, кажется, еще чуть-чуть и ты меня насквозь увидишь. Так, прекрати ты в меня так всматриваться, я сейчас со стыда сгорю.