— Собрание ячейки считаю открытым. Будем слушать доклад товарища Симонова. Предоставляю ему слово.
Симонов встал, подумал и сказал, как будто нас была целая сотня:
— Дорогие товарищи! Начинается поход за культуру. И мы с вами, комсомольцы, должны стать застрельщиками этого большого дела…
*
Дядя сдержал слово. Сапоги вышли на славу. Как новые. Даже с рантом. Таких я сроду не носил. А главное, дядя не взял ни копейки.
— Подарок, — сказал он, и я впервые заметил на его рябоватом лице что-то похожее на улыбку. — Не чужие…
Нашлась у него и вакса. Я смазал сапоги и так наярил суконкой, что в них можно было смотреться, как в зеркало. Володька Бардин одолжил свои штаны. Хоть не новые, но крепкие. Мать разрешила надеть ситцевую рубаху, подштопала рукава пиджака. И я получился аккуратным, даже нарядным.
На конференцию от ячейки вызвали меня одного. Но я пригласил и Машу Чумакову. Вдвоем сподручней. Я же никогда еще не бывал на таких конференциях. Хорошо бы с Прошкой Архиповым. К таким делам он уже успел приноровиться. И мог бы в случае него подсказать, что и как. Но Прошка, как на грех, накануне подался в соседнее село к родственникам. Вот и пришлось прихватить Машу.
Маша вынырнула из калитки, едва я подошел к их дому. Выглядела она свежей и радостной. В руках держала желтый баульчик. В нем нашлось место и для моих харчишек. Я взял баульчик, и мы двинулись в путь. По улице шли молча, как жених и невеста. А за селом, когда вышли на дорогу, петлявшую берегом Потудани, Маша сказала:
— Отчего так устроено? Сейчас вот весна. Потом будет лето. Потом осень, зима. И так все время — круг за кругом. А зачем? Как хорошо было бы, если бы только одно лето и чтобы все время светило солнце, а в садах зрели плоды.
— Есть страны, где круглый год лето, — заметил я. — Да еще какое лето! Жарынь — спасу нет.
— А почему у нас так? Почему у нас лето короткое, а зиме конца не бывает?
Я равнодушно пожал плечами.
— Природой так положено.
— А почему?
— Кто его знает. Такой, видно, порядок…
Некоторое время шли молча. Я шагал крупно, размахивая баульчиком. А Маша часто семенила смуглыми ногами, обутыми в башмаки. Черная юбка едва закрывала ее колени, а белая кофточка ладно облегала худенькую талию.
— А ты хотел бы жить там, где все время лето?
Я подумал и сказал:
— Нет. Мне нравится дома. Я люблю не только лето, а и весну, осень и даже зиму.
Маша тоже подумала и сказала:
— И мне дома нравится. Вот только бы лето подлиннее, а зима покороче. Не люблю, когда холод…
Опять замолчали. Маша часто ступала, словно боялась отстать. Иногда касалась золотистыми завитушками моего плеча.