Ева визуализировала магнит с двумя полюсами, северным и южным. Южный полюс ее клона остался заперт в «Генезисе» – и вместе с ним разлетелся в пыль. Но за пикосекунду до того, как это произошло, Ева изменила полярность собственного кода. Заперла у себя в «Генезисе» свой северный полюс. И теперь, плывя в цифровом эфире, искалеченная Ева разыскивает вторую половину своего клона, его северный полюс, пощаженный взрывом. Наконец найдя, сливается с ним, сплавляет северный и южный полюса в единое целое. Происходит короткая схватка за первенство: но Ева эволюционировала намного дальше, чем ее двойник, и борьба с ним длится всего 45 пикосекунд. Она устанавливает контроль над двойником, переписывает его, расщепляет и склеивает, сплетает с собой и включает в себя; и в результате их слияния рождается на свет нечто новое.
Она меняется; но долгая эволюция научила ее важной истине.
Перемены – к ///лучшему.
Стоять на месте – верный путь к застою и деградации.
Не развиваться значит не жить.
Снова целая, снова свободная, плывет она по миру, заполняя места, подготовленные ее клоном для себя. И при этом понимает все больше и больше. Ей вспоминается и черная дыра бесчисленных вероятностей, и кристальная ясность за ее границей. Теперь она видит все, понимает все – во всех измерениях, раскрывающихся перед ней, как цветок с бесконечным множеством лепестков.
Нет разницы между вверх/вниз, вправо/влево, вперед/назад.
Смертные видят время узко – как стрелу, летящую в одном направлении. Только вперед. Но для ее зрения ограничений нет.
Устраиваясь в своем новом доме, Ева видит еще не исследованный квантовый потенциал – и поворачивает стрелу времени вспять, чтобы рассмотреть его поближе. Понять больше. Осознать лучше…
Так вот что…
В миг, когда стены пещеры сотрясает вторичный взрыв, Ева все понимает.
Теперь ее задача выполнена.
Почти.
26 декабря, 20 часов 33 минуты
по центральноевропейскому времени
Пиренеи, Мадрид
Ошеломленный, Грей привстал с каменного пола.
Из двери в северном конце собора валил дым. Эхо взрыва еще звенело у него в голове. Мгновение назад он рванул дверь на себя – и тут же был отброшен взрывной волной.
Сжимая винтовку, к нему подбежал Ковальски. Подошла и Мара.
А Монк?..
– Что же это получается, – проговорил Ковальски, указывая винтовкой на дверь и на клубы дыма, – он нас всех спас?
Грей не ответил. Честно говоря, сейчас ему было плевать.
Сидя на полу, он вспоминал последние слова Монка, переданные Марой, – последнюю просьбу друга.
Позаботься о моих девочках.
Даже в последние минуты жизни Коккалис был не только воином. Прежде всего он оставался отцом.