Я поймал ее озадаченный взгляд, ни разу такого не было, всегда уезжал к себе, а вот сегодня потянуло остаться. Смотрел, как она сидит на стуле напротив, подложив под себя согнутую ногу и поправляя временами сползающие носки, и понимал, что не хочу никуда ехать. А хочу вжать эту хрупкую женщину со спины в себя, обхватив руками, надышаться ее запахом и уснуть спокойным сном до самого утра.
Попросив Полину принести мне в ванную переодеться, пошел приводить себя в порядок.
— Господи, Олег, да ты же ранен! Как же так, тебе же лежать, наверное, надо? Зачем ты соврал, это очень опасно?
Она стояла, неосознанно комкая принесенные на смену вещи и в ее глазах расползался такой вселенский ужас, как будто я уже валяюсь на полу при последнем издыхании.
— Малышка, да это смотрится страшней, чем есть на самом деле. Что ты всполошилась? Все заживет, как на собаке! От меня так легко не избавишься до окончания контракта, так что и не мечтай!
— Дурак ты, Олег, и противная сволочь!
— Вот видишь, можем же мы прийти к единому мнению. Давай сюда одежду, пока окончательно ее не помяла.
— А как же ты с секретаршей-то справлялся, при такой ране? Больно же, я вижу, как морщишься, наклоняясь.
— А кто тебе сказал, что я ее пользовал? Может это была специальная проверка? Сама же говорила: сама увидела, сама придумала, сама поверила, сама обиделась!
— Ах ты подлец, подонок озабоченный!
— Эй-эй, полегче ручками маши, больно же, живодерка мелкая!
Я, смеясь, отбивался от наседавшей Полины, похоже забывшей в пылу ссоры о моей ране, шлепая по голой спине футболкой. А она вдруг обняла меня сзади, прижалась так отчаянно, словно хотела слиться со мной в одно целое. Рывком, сильно, исступленно. Как к ценному и очень дорогому приобретению. А потом осторожно провела маленькими ладошками по груди, по животу, запуская мурашки по телу, неуверенно обводя края раны тонкими пальчиками. Вздохнула и прижалась щекой к спине, дыша тихо, почти неслышно, только отчаянно стучало ее сердце. Не знаю сколько времени мы так стояли, но внутри появлялось осознание, что так и должно быть, что это правильно, я готов стоять так хоть всю ночь. Но нет, это не может быть правильным, я ничего не могу дать ей взамен, кроме боли и обид, ничего, кроме мести. Я самодостаточен и почти спокоен, выбрав месть, как одно из жизненных кредо, и буду держаться, даже, если это ОНА. Не сверну на другую дорогу, просто не смогу иначе, в противном случае то чувство вины, которое поселилось во мне, когда я осознал, что частично сам вызвал на свою семью последующие беды, сожрет меня изнутри, оставив пустую бесчувственную оболочку. Я должен найти выход, а для этого сначала надо вернуть Полине сына, чтобы потом постараться докопаться до всех тех секретов ее семьи, которых я пока не знаю.