Родись я мальчиком, возможно моя жизнь сложилась бы несколько иначе. Более сурово, жестко, насыщенно, приближенно к реалиям жизни, которой должен бы жить наследник семейного бизнеса. Но я родилась девочкой, меня баловали с первых дней жизни, потакали, любили и задаривали всем, на что падал мой взгляд. Я получила прекрасное образование: сначала в элитной гимназии, а потом и в престижном университете, в который я попала после того, как, приехала на первые в своей "взрослой" жизни студенческие каникулы из Англии, куда мой папочка отправил дочку получать высшее образование после окончания гимназии. Тогда я наотрез отказалась возвращаться на продолжение учебы. Даже закатила так мне несвойственную истерику с криками и причитаниями, требуя не отправлять меня в эту казарму с учителями-церберами, где я умру от жестокого обращения противных "англиков". Я так ревела, орала и заикалась, что у меня поднялась температура, я перепугала всех, не только отца, но и прислугу, а своего все-таки добилась. Папа решил, что его кровиночка должна продолжить свое образование в родной стране, рядом с ним. Чуть позднее он признался, что и сам был не в восторге от того, что его дочка впервые уехала от него так далеко, он скучал, наверное, так же сильно, как и я, в этом туманном Альбионе. Не знаю, какие рычаги воздействия и на кого применил мой отец, но в первый день второго семестра я уже числилась студенткой первого курса университета в родном городе.
Но это было чуть позднее того, о чем я сейчас так некстати задумалась, сжимая маленькую ладошку идущего рядом сына и подстраиваясь под его шаги. Почему-то именно сегодня в мою голову настойчиво лезли мысли о не таком уж и далеком прошлом. Видимо, годовщина смерти отца так повлияла на меня, что перед глазами мысленно проносились картинки совместных теплых посиделок в его кабинете. Папа, сидящий за массивным столом в удобном кресле и занимающийся очередными делами, и я, девочка лет четырнадцати, примостившаяся у окна на небольшом диванчике и увлеченно рисующая очередной " шедевр". На журнальном столике напротив меня дремала кошка Мурка, которую я и рисовала. Отведя взгляд от рисунка, попросила папу дать мне несколько листов бумаги, а то свои я все использовала, а хитрая Мурка никак не хотела получаться как надо.
Папа рассеянно обвел взглядом стол в поисках бумаги и поднес мне стопку уже использованных с одной стороны листков.
— Вот, можешь рисовать с этой стороны, думаю, тебе хватит.
Ненадолго в кабинете опять воцарилась тишина, которая вскоре прервалась моим вопросом: