Рафаэль нахмурился.
— Ты хоть проверил законность ее притязаний, прежде чем представить Пию перед всем Миланом как свою наследницу?
Джио тоже свел брови на переносице.
— Я не сомневаюсь, что она внучка Лючии и моя внучка.
— Прости, что не расплакался от умиления.
— Ты стал жестокосердным, Рафаэль. Не доверяешь собственной тени.
— Я реалист. Мне казалось, что после трех браков ты тоже стал смотреть на жизнь трезво и в состоянии заглянуть под маску невинности и хрупкой наивности, — огрызнулся Рафаэль.
Джио в ответ промолчал, задумчиво глядя на собеседника. «Кажется, разговор зашел куда-то не туда», — подумал Рафаэль.
Джованни посмотрел на него поверх края бокала.
— Я наблюдал за тобой и Пией сегодня вечером и слышал кое-что из того, что ты ей сказал. Ты был с ней крайне жесток.
Понимая, что старик прав, Рафаэль побледнел. Он метил в самое больное место Пии — и попал. Рафаэль гордился своей репутацией безжалостного человека, но сегодня почему-то не испытывал ощущения триумфа от своей победы.
— И ты, понимая, что я делаю, не пришел ей на помощь? Джио, в какую игру ты играешь, черт тебя побери?
— Я знал, что ты будешь расспрашивать ее, пытаясь найти слабые места в ее истории. Но я и понятия не имел о том, что ты собираешься с ней танцевать, а затем преследовать ее, пока она от тебя не сбежит. Разве я мог предполагать, что ты утратишь свое легендарное самообладание? Что она сказала тебе в бассейне, когда ты загнал ее в угол?
Рафаэлю стало не по себе, когда он вспомнил, что в тот момент чуть не поцеловал Пию. Если Джио об этом узнает…
— Боже, неужели твои слуги шпионили за нами?
Глаза старика сверкнули довольством.
— Ты был с ней более жесток, чем обычно. Пия тебе нравится. Ты хочешь ее.
Он рассмеялся и хлопнул себя по бедрам. Рафаэль нахмурился. Ему показалось, что Джованни ожидает его реакции.
— Я бы хотел напомнить, что женщина, о которой ты говоришь, — твоя внучка.
— Она «пробила твою защиту» — так это говорится? И тебе это не понравилось. Признайся, она тебя заинтересовала?
— Ты говоришь о ней словно о корове, которую собираешься продать, — попытался уклониться от ответа Рафаэль.
Больше всего ему сейчас хотелось уйти от этого разговора, но сначала он должен был выяснить, что задумал Джованни. Этот старик — единственный, кто понимает, что чувствует Рафаэль в глубине души, под оболочкой бессердечности. Они познакомились еще до того, как Рафаэль ожесточился и стал циником. Джио знал, что Рафаэль не любит казаться хоть немного уязвимым и что крестник считает слабостью необъяснимое влечение к женщине.