Рафаэль замысловато выругался. Джио решил заключить сделку с отцом Энцо Кастиллаги, хотя знал, как его крестник ненавидит Стефано. И у Рафаэля были на то причины… Что-то тут не так.
У него вскипела кровь при одной только мысли о том, что Пия выйдет замуж за Энцо, и Стефано, воспользовавшись этим, будет интриговать через сына, пытаясь прибрать к рукам «Вито аутомобилис». Что за игру затеял Джованни?
— Рафаэль, на вас лица нет! Вы пугаете меня. Неужели семья Кастиллаги такая плохая?
Усилием воли он заставил себя успокоиться.
— Энцо безвреден, но он полностью подчиняется своему отцу. А вот Стефано…
— Что Стефано? — спросила Пия.
Рафаэль внезапно подумал о том, понимает ли она, что стоит ему склонить голову, и его губы коснутся ее губ. Аромат духов Пии дразнил его ноздри. Проклятый Джованни!
— Так что насчет Стефано?
Рафаэль провел рукой по волосам. Стефано был деловым партнером его отца целых двенадцать лет. Они дружили семьями.
— Мой отец, Стефано и еще один человек сделали вместе несколько рискованных инвестиций. Когда те не оправдали себя, их бизнес развалился. Вот тут-то и оказалось, что Стефано и тот, третий, компаньон внесли в договор пункты, согласно которым по всем долгам должен был отвечать мой отец. Он решил все выплатить. Наша семья разом потеряла и наш дом, и бизнес, и автомобили. Но этих средств оказалось недостаточно.
— А разве ваш отец не мог привлечь бывших компаньонов к ответственности по закону?
Рафаэль не любил говорить о тех временах и о том человеке, которого когда-то считал героем. Воспоминания об отце лишь усиливали горечь в его душе.
— Это было невозможно.
— Вы чего-то недоговариваете. — В ее голосе прозвучала боль. — Ваш отец… Что с ним случилось?
— Он покончил с собой.
Пия крепко сжала ладони Рафаэля. Ее молчание сказало ему больше тысячи слов. Сам не замечая того, он вцепился в ее пальцы, словно в спасательный круг.
— Ваш отец был хорошим человеком? — тихо спросила Пия.
Такой вопрос ему никто еще не задавал.
— Он был трусом, — жестко ответил Рафаэль и вздрогнул, потому что собственные слова причинили ему боль даже спустя многие годы.
— А вы… Сколько лет вам тогда было?
— Семнадцать.
— Вы же не думаете, что…
Он отпрянул, больше не в силах говорить об отце и прошлом.
— Я всем обязан Джованни, но будь я проклят, если позволю Стефано наложить лапу на «Вито аутомобилис»! Так что вы ответили на брачное предложение Энцо?
— Я пожала плечами и отказала ему. Он, конечно, милый, и если бы я сказала ему «да», то избавилась бы от присмотра Джио. И может быть, дедушке и самому от этого стало бы легче. Но узы брака священны.