Повисло тяжелое молчание. Ветер задувал под дверь, наметая снежную крупу.
— Кричит по ночам, — шепотом сказала Мэри. — Не спит, когда на руки берешь, не лежит спокойно — брыкается и кусается.
— Он не похож ни на кого из нашей семьи.
— Ради бога и мук его смертных, Нора… — Пег прижала руки к вискам. — Не знаю, Нэнс… Не ходит он, не говорит.
— Он хотел волосы у меня выдрать.
Нэнс пригляделась к мальчику.
— Дай-ка мне нитку, Нора, — сказала она. — Мне надо его измерить.
— Зачем?
— Может быть, на нем заклятье или изурочили его.
— Дурным глазом? — уточнила Мэри.
— Ну да, сглазили то есть.
Нора достала пряжу и выдернула нитку. Перекусив ее зубами, она передала нитку Нэнс, и та, натянув ее от пяток до бедер, ловко и привычно измерила обе ноги. Ветер не унимался.
— Так я и думала. Ноги у него разные, — сказала Нэнс, — а это верный знак, что с ним все непросто.
— Господи милостивый, а доктор из Килларни ничего и не заметил!
— Ты хочешь знать, Нора, почему он не такой. И откуда взялась в нем странность.
Лицо Норы болезненно сморщилось.
— Я боюсь… боюсь, что подменыш он.
Старуха выпрямилась.
— Может быть, да, а может быть, нет. Это можно выяснить. Добрые соседи могли лишь заклясть его, так что он расти перестал, или…
Нэнс коснулась рукой грудной клетки мальчика. Его волосы прилипли к вискам, лицо раскраснелось.
— Или что? Нэнс?
— Добрые соседи, Нора, могли заколдовать мальчика, лишить его здоровья, а могли и вовсе забрать, подкинув на его место подменыша. То создание, что находится у тебя в доме, может оказаться их роду-племени.
Прижав ладонь ко рту, Нора кивала, едва сдерживая слезы:
— Ты же видела, Мэри. В первую же секунду, едва переступив порог, ты поняла.
Мэри не сводила взгляда с неровного пламени лучины.
— И Джоанна. Должно быть, она знала. Своего ребенка мать признает всегда. — Нора прерывисто вздохнула. — И я знала тоже, с первой минуты, как увидела. Знала, потому что ждала, что стану любить его. Думала, что что-то со мной не так… что сердце у меня… — Она теребила платок, перебирая пальцами вязаные петли. — Но вот это… это все и объясняет. Вот в чем правда-то. И греха в том, что противен он мне был, нет.
Пег пожевала губами. Беспокойно откинулась на спинку стула.
— А как узнать-то, отродье он фэйри или просто на нем их проклятие?
— Подменыш ест без устали, а не растет. И то, что не говорит, — это знак того, что добрые соседи злобу затаили против нас, обиделись на что-то. Немота как раз и указывает на это. И что кричит он дни и ночи напролет — тоже знак того, что подменыш он.
— Ну ты скажешь, Нэнс! Все дети орут, да не все же от Них! — возразила Пег. — А уж мои как верещат — прямо сущие фэйри.