— Дьявол тут вовсе ни при чем, Эйлищ! — усмехнулась Ханна. — Она с фэйри странствовала, они ей и передали его, а дьявольского тут ничего нет.
— А отец Хили говорит, будто фэйри — это язычество и что будто не от Бога, а от дьявола.
— Ерунда эта, добрые соседи — они сами по себе. Они живут в воде, в земле и в ро. Дьявол, скажешь тоже! Они из Дударевой Могилы, где боярышник, а не из ада вовсе.
— Хорошо, священник не слышит!
Ханна лишь головой тряхнула.
В наступившей тишине Анья задумчиво произнесла:
— Тогда все мы здесь повязаны одной веревочкой.
— Ты что, не видишь, что Нэнс злое затевает? А священник ее на чистую воду выводит. Это правда, что пробавляется она чем придется и теперь ее голод ждет. А кто сливки из молока забирал? — Кейт закусила губу. — Сама видела, как крадется она в тумане. Бог свидетель, есть такие бабы, — зайцем оборачиваются, чтоб по ночам у коров молоко сосать.
Анья изумленно вытаращилась на Кейт, другие недоверчиво подняли брови.
— Правда истинная! Бог свидетель! Один мужик из Корка видел, как заяц молоко из его коровы сосет, прямо из вымени! Он ружье взял и как жахнет в него серебряной пулей, перелитой из шестипенсовика. А потом по кровавому следу вышел к хижине, а там баба сидит, и нога у ней в кровище!
— Видать, Шон твой не туда целил! — пробормотала Ханна.
Собравшиеся захихикали.
— Зато со мной он не промахивается! — парировала Кейт.
Женщины переглянулись. Смех стих.
— А ты, Кейт… С Шоном-то у вас все ладно?
Кейт покраснела и молча уставилась в огонь.
— Может, в этом дело? Что, опять он бить тебя принялся? — не отставала Ханна.
— Кейт?
Кейт, сжав зубы, передернула плечами.
— Пошли вы все к черту! — пробормотала она.
Ухмылка сбежала с лица Аньи. Встав, она похлопала Кейт по плечу:
— Будет и у нас молочко пожирнее, увидишь!
— Что делать-то? — прошептала себе под нос Кейт. Она стряхнула с себя руку Аньи. — Что делать?
— Не вечно же дождю лить. Отелятся коровки — маслица прибавится.
Женщины теснее сгрудились у огня, переглянулись. Снаружи голодно завывал ветер.
Белый покров на полях растаял, обнажив грязь и мертвую траву, и в долине стало еще темнее. Дождь шел не переставая, и люди жались к дымным своим очагам под прохудившимися кровлями. «Зеленое Рождество — к урожаю на кладбище», — бормотали они, зажигая свечи и моля Богородицу уберечь их от зимних немочей.
В праздничный день Нэнс не покидала бохана, проводя тихие дождливые часы у очага — рубила вереск и красила клочки шерсти, которые собрала в зарослях ежевики и чертополоха, расчесала и пустила в дело. Вид давешнего подменыша в доме Норы Лихи, тощего тельца, исполосованного крапивой, разбередил ей душу, расшевелил угли памяти, казалось давно остывшие. Оживил то, что она пыталась забыть.