Я видел, блядь, как она «просто падает». Мне ее «просто упала» в страшных снах будет сниться до конца жизни.
Хорошо, что она молча садится в салон и не пытается нести всякую ерунду в свое оправдание. Значит, оправдываться не за что. Но разговор у нас будет очень серьезный, вот только пацану скажу пару ласковых.
В свете фонаря над крыльцом легко рассмотреть, что он реально еще совсем желторотик, и я уговариваю себя сделать скидку на возраст, спермотоксикоз и позерство. Хотел покрасоваться перед девочкой «молодостью». Я бы тоже мог назвать его малолеткой, который в состоянии «удивить» свою девочку только походом в «МакДональдс». Пацаны в его возрасте думают, что они будут вечно молодыми, что у них впереди вся жизнь, что они всего добьются за год-два, а пока можно бездумно прожигать время за играми. И если вдруг у сверстницы появляется мужчина за тридцать – он автоматом «старик» или вот «папик».
— Еще хоть раз увижу, что ты ее трогаешь – сломаю тебе нос, - без угроз говорю я. А какие тут угрозы, если это просто констатация факта. – И пару ребер. И может еще что-нибудь, если очень сильно оборзеешь. Это понятно?
— Что, совсем с бабами напряг? – хамит пацан.
Антон, вспомни о том, что детей обижать нельзя и что он, вроде как, собирался провести Таню домой. То есть не такой уж конченный урод.
— Таня – со мной, я ее «папик», а еще я ее, ««мужик», старик», «дедка» и даже «репка». Это тоже понятно или растолковать?
Протягиваю ладонь для рукопожатия.
Я уже не в том возрасте, чтобы бить мальчишку за длинный язык.
Но я как раз в том возрасте, когда могу запросто, практически не напрягаясь, поставить его на место.
Рожа у пацана вытягивается в тот момент, когда я сильно, до хруста его суставов, сжимаю пальцы на его ладони, и продолжаю сдавливать, хоть ему уже явно хватит. Но раз уж эта Птица не смогла вовремя закрыть рот…
— Надеюсь, пацан, у тебя и левая рука хорошо работает, иначе с недельку придется дрочить в матрас, - говорю ему на прощанье и возвращаюсь в машину.
Пока Туман рассказывает, что случилось с ее телефоном и показывает перебинтованную ногу, я перевожу дух. Успокаиваю себя ритмичным постукиванием больших пальцев по рулю, жестко ставлю мозги на место, но ничего не получается.
Мне не нравится, что она вот так внезапно может исчезнуть, а я понятия не буду иметь, где она и что с ней. Не нравится, что она постоянно падает, не нравится, что ей больно. Не нравится, что хочется разнести на щепки каток и выбросить ее коньки на луну. Меня это цепляет где-то в таком месте, о существовании которого я и не догадывался.