— Я — ничего. Это кто-то, неизвестно кто.
— Известно. Это я сказал. И повторяю: в «Нигде и никогда» укрыться очень удобно.
Листики травы шевельнулись у самых Лушиных копыт. Из травы выпутался еж. Вроде бы еж как еж, может, немного больше обычного ежа. Но разговаривал, несомненно, он. Больше было некому.
Ивушкину показалось, что еж даже вежливо поклонился.
— Вихроний, — представился он.
— Ежи разве умеют говорить?! — не очень-то деликатно воскликнул Ивушкин.
— Ах, люди, люди… — вздохнул еж Вихроний. — Как они сопротивляются всему естественному и стараются втиснуть все в свои представления!
Он говорил так мудрено, что Ивушкину пришлось переспросить.
— Да ведь ты только что говорил с лошадью! — сказал Вихроний уже по-другому, обыкновенно. — Ну, раз ты знаешь, что лошадь говорит, почему бы не говорить и ежу?
— В самом деле, Ивушкин, — заметила Луша.
Ивушкин растерялся.
— Да ты… да вы… не обижайтесь, — нескладно пробормотал он.
— Говори мне «ты», — смягчился еж.
Луша оправилась от этой неожиданности раньше Ивушкина и начала беседовать с Вихрением, как со старым знакомым.
— Его зовут Ивушкин, — сказала она. — А меня — Луша.
— Это мне известно, ваше совместное пребывание здесь мной постоянно фиксировалось.
— Ты что, заговариваешься, что ли? — спросила Луша сердито.
— Вовсе нет, — ответил еж. — Ну, попросту я видел вас, когда вы приходили сюда играть или собирать сыроежки.
— Мы тут играли одни, — заметил Ивушкин. — Валька — в Артеке.
— Совершенно верно. Однако визуально…
— Или говори понятно, или умолкни! — оборвала его Луша.
— Ну, лошадь, с тобой не забалуешь! — засмеялся еж как-то совсем по-человечески.
— Объясни, — потребовала Луша.
— Это я и пытаюсь сделать. И если вы оба постоите спокойно и послушаете, вам все станет ясно, потому что лица у вас довольно смышленые и вселяют надежду, что вы не совсем уж тупицы.
На такие речи ежа Ивушкин только вдохнул побольше воздуха и проглотил его, а Луша фыркнула.
— Это страна «Нигде и никогда», — продолжал еж.
Ивушкин и Луша стали с удивлением оглядываться.
— Нет, вы не вертите головами. Так ее решительно нельзя разглядеть.
— А как же тогда? — спросил Ивушкин.
— Сейчас все растолкую. Только сначала я должен удостовериться, правильно ли я вас понял. Правда, что у вас возникла надобность укрыться, так сказать, найти укромное прибежище, чтоб вас и не видно, и не слышно было и все прочее в этом же роде?
— Правда, — мрачно подтвердил Ивушкин.
Луша молча кивнула.
— С вами случилась беда?
— Случилась, — сказал Ивушкин.
— Тогда все правильно, — удовлетворенно заметил еж, точно они сообщили ему про себя вовсе не грустное, а радостное известие. — В «Нигде и никогда» вы попадете в невидимое пространство. Оно из вашего леса не видно. Вас оттуда никто не заметит и не найдет.