Но ведь это моя квартира, Маш...
Она осеклась.
- Да, ты не уйдешь. И я не вправе.... Господи, так хоть не спрашивай меня о том, что я сама боюсь спросить у себя. Не говори со мной об Але, вообще никак, сделай одолжение. Я очень люблю ее. Это главное. И это единственное, что ты обязан знать. И больше не спрашивай ни о чем. Остальное моё... мои проблемы.
Она замолчала. Осторожно - пальцы дрожали, - я поднял руку и вытер слезы, сбегавшие по ее щекам. Тихо произнес:
- Я понимаю тебя.
- Ничего ты не понимаешь, - возразила она, так же тихо. Совсем-совсем ничего.
Я прижал ее к себе. Она вздрогнула, но не отстранилась. Постепенно успокоилась, перестала всхлипывать и затихла.
- Ничего ты не понимаешь, - повторила она без прежней силы. - Да и незачем тебе. Это очень личное, только между нами. Между мной и ей. И все. Только между нами двумя, больше никто не может....
Маша замолчала. Надолго, я слышал, как часы отзвонили четверть, и продолжили неторопливо отсчитывать минуты. Тик-так, тик-так.
Неожиданно она спросила:
- Ты не обижаешься на меня?
Я покачал головой. Слезы снова навернулись ей на глаза. Но она сдержалась.
- Спасибо. Ты такой... хороший. Хотя и... Правда, очень хороший....
Не окончив фразы, Маша быстро поцеловала меня в щеку и побежала в прихожую. Хлопнула дверь, через мгновение негромко щелкнул замок другой двери. Коридор между двумя квартирами опустел.
А вечером меня посетила снова Талия. Она пришла примерно в тоже время, что и вчера. Наверное, я удивился бы, если бы не она позвонила в мою дверь.
Сев на прежнее место перед шкафом, который все так же покоился на полу, она недолго помолчала, оглядываясь, а затем сказала негромко:
- Ты что-то хотел сказать мне.
Да, наверное, как же иначе. Я подумал неожиданно, а чем занята в эти минуты Маша, одна в пустой квартире Талии. По каким-то неведомым, но интуитивно понятным причинам, они никак не могли сойтись у меня, предпочитая общение со мной наедине, и каждая при этом выбирала свой вид общения. И приходили в свое, строго определенное, верно, оговариваемое заранее, время.
Я кивнул и присел рядом с Талией. Она не отстранилась, но и не повернула головы, смотрела прямо перед собой, не отводя взгляда и ожидая моих слов.
- Я думал, что ты живешь одна, - медленно произнес я, этой фразой выразив все, перечувствованное за сегодня.
Талия покачала головой.
- Как и ты.... Видишь, я тоже не выношу одиночества. Это медленная тупая боль, сравнимая разве с зубной болью, постоянно ноющая и не дающая ни минуты покоя. Я предпочитаю уколы иной, сильной боли, чтобы после них почувствовать краткое наслаждение покоя. Ведь когда боль проходит, тебе кажется, что это навсегда - и, по-своему, это тоже счастье.