В другой раз, в телефонном разговоре о политике, он обронил аргумент, слегка меня ошарашивший: «Если всё делать по закону, — уверенно заявил он, — человеку ведь и совесть не нужна». «Ну что ж, какой талантливый человек не любит время от времени щегольнуть парадоксом?» — уговаривал я себя. На пятом десятке я научился смиряться с этим, и наши деловые отношения продолжались.
Было ещё маленькое русское издательство «Заря» в Канаде. Его владелец, Сергей Александрович Зауэр, интеллигентный и старомодный отпрыск первой волны, росший в Югославии, предпочитал приезжать к нам из Торонто на автомобиле, чтобы не терять времени на почтовые пересылки материалов. Входя в дом, обязательно снимал обувь и двадцать раз извинялся за беспокойство. Расплачивался он аккуратно, книги выпускал достойные, но, к сожалению, большого коммерческого успеха его издательство не имело.
Для Марины главным заказчиком с самого начала оставался «Ардис». Вскоре и я стал увозить часть наборной работы домой. Проффера это устраивало, потому что мой композер в издательстве освобождался и на нём мог работать кто-то другой. Постепенно эта практика сделалась рутинной, и мы решили изменить характер наших деловых отношений. Моя рабочая неделя сокращалась с сорока часов до двадцати, и, соответственно, вдвое уменьшалась зарплата. «Ардис» давал заказы на наборную работу новорожденной фирме «Эрмитаж», а Ефимов приезжал в издательство исключительно для того, чтобы заниматься редактурой и корректорской вычиткой русских текстов. Уезжал я обычно в час дня, когда Профферы ещё не появлялись. Казалось, всех это устраивало.
Осенью 1980 года я, наконец, получил из типографии плод своих полуночных трудов: свежеотпечатанную «Практическую метафизику». Сейчас-то я понимаю, что это издание должно было казаться американцам верхом полиграфического убожества: в нём не было указателя имён, система сносок нарушала все принятые стандарты, библиография была выстроена не по алфавиту, а по порядку упоминания источников в тексте. Конечно, тот факт, что книга была издана за мой счёт, несколько отравлял удовольствие. Но я утешал себя тем, что так же издавали свои труды Сведенборг, Кьеркегор, Шопенгауэр, Пруст и многие другие.
Книга вызвала определённый интерес в эмигрантской среде. Вскоре на неё появились положительные рецензии. Марк Поповский смело заявил, что «таких книг в мире не появлялось уже лет сто». Сергей Левицкий назвал свою статью «Новое слово в философии», но — словно спохватившись — добавил в конце названия вопросительный знак