На составление ноты ушло три недели, потому что текст необходимо было согласовать с Будапештом. К этому времени Австрийская империя превратилась в Австро-Венгерскую, венгры имели своего премьер-министра. Он попросил убрать из текста ультиматума угрозу отторжения от Сербии каких бы то ни было территорий. Венграм очень не хотелось, чтобы в империи возросло число славян.[416]
Копии текста были отправлены правительствам России, Германии, Англии, Франции. В Белграде документ был получен 23 июля. Вскоре туда же пришли послания из Лондона и Парижа, призывающие сербов выполнить требования австрийцев. После некоторых споров сербские министры признали, что военная конфронтация с Австро-Венгерской империей не имела шансов на успех и что следует, по возможности, подчиниться ультиматуму, срок которого истекал вечером в субботу 25 июля.
Однако позднее в тот же день пришла телеграмма от сербского посланника в Санкт-Петербурге, извещавшая о том, что при царском дворе настроение весьма воинственное, что дух защиты братьев-славян доминирует, как и в 1877 году, и царь вот-вот готов объявить мобилизацию армии.[417]
С этого момента колесо судьбы стало вращаться неумолимо. Ободрённые сербы отвергли самые главные пункты ультиматума, внесли поправки в остальные. 28 июля, во вторник, Австрия объявила войну Сербии. В течение среды шёл обмен паническими телеграммами между двумя кузенами, кайзером Вильгельмом Вторым и царём Николаем Вторым (они общались на английском), пытавшимися найти мирный выход из кризиса. Но начальник немецкого генштаба Мольтке одновременно писал своему австрийскому коллеге: «Объяваляйте мобилизацию против России. Германия последует вашему примеру».[418]
Логика генералов сводилась к простой арифметике. По их стратегическим расчётам получалось, что тот, кто запаздывает с мобилизацией, тем самым заранее отдаёт противнику 20–25 километров своей территории за каждый потерянный день.[419] Русские генералы давили на царя, грозя утратой всякого влияния России на Балканах и, воможно, лишением права выходить из Чёрного моря через Босфор и Дарданеллы. Он нехотя 30 июля отдал приказ о мобилизации. Германия, как и предупреждала, после этого объявила войну России. Но это втягивало в войну и Францию, которая подписала с царём договор о военном союзе ещё в 1882 году. Круг замкнулся.
Улицы многих европейских городов заполнились ликующими толпами. Похоже, это была классическая вспышка эпидемии «пассионарности», наподобие той, которая прокатилась по Америке в 1898 году и толкнула её на войну с Испанской империей. Видимо, долгий период мирной жизни вымывает из памяти людей ужасы войны, оставляет лишь лихорадочное возбуждение перед очень, очень большим приключением. Один из участников военных демонстраций в Мюнхене вспоминал потом: «Всецело захваченный бурлящим энтузиазмом я упал на колени и переполненным сердцем благодарил небеса за то, что они даровали мне возможность жить в такие времена». Звали молодого двадцатипятилетнего энтузиаста Адольф Гитлер.