Остальная артиллерия была представлена 8-фн «грибовалевскими» и новыми 6-фн орудиями. При этом обычно данные орудия были представлены в тех же батареях, что и 6“ и 24-фн (5,5“) гаубицы в пропорции 2 гаубицы и 6 пушек, либо в пушечных конных батареях. Хотя, например, в «Молодой гвардии» дивизионные батареи были чисто пушечными с 8-фн пушками.
Так что картина, нарисованная Энгельсом и Тарле о том, что французская артиллерия была в основном представлена 3-фн и 4-фн пушками, не соответствует действительности. Хотя французская артиллерия по численности уступала русской всего на 6 %, по весу залпа она уступала на четверть. Единственным преимуществом Наполеона были 80 орудий, превосходящих по мощи сильнейшие русские орудия. Однако опыт предыдущих войн показал, что это преимущество было трудно реализуемым в силу малой мобильности столь мощных орудий и низкого процента попаданий на больших дистанциях. Именно учёт этого опыта привёл к тому, что русские полевые войска отказались от 12-фн пушки большой пропорции, которая была равноценна 12-фн «грибовалевской» пушке и даже чуть превосходила новую французскую 12-фн пушку.
В целом у Наполеона было небольшое численное превосходство. При этом в пехоте превосходство было почти на 10 % (без учёта ополчения). Качественно русская пехота могла бы в целом считаться несколько лучше французской, если бы не была разбавлена почти на 20 % новобранцами. С их учётом качество русской пехоты можно считать несколько худшим, что должно было больше всего сказаться на инициативности рядового состава на поле боя.
Кавалерия французов численно почти не имела превосходства на русской, но из-за того, что почти 1/3 русской конницы была иррегулярной (казаки) и в регулярной русской кавалерии был невелик процент тяжёлой конницы (5500 в двух дивизиях против более чем 11 тыс. у французов), французская конница как боевая сила на поле боя была гораздо более значима, чем русская, и должна оцениваться как имеющая значительное превосходство.
Так что численное превосходство Наполеона в живой силе усугублялось лучшим в целом качеством пехоты и кавалерии и более подходящим для боя составом конницы. По общей мощи пехоты и кавалерии русская армия уступала почти так же, как французская — в артиллерии.
Соотношение сил приведено на начало Бородинского сражения, то есть уже после боя за Шевардинский редут.
Первоначальное развёртывание и русская позиция
Одним из наиболее странных событий, связанных с Бородинской битвой, является выбор русским командованием позиции и размещение войск на этой позиции. Такой выбор — основная причина критики Кутузова историками. Эта критика опирается в том числе на записки таких известных участников событий, как Барклай-де-Толли, Беннигсен, Ермолов, Толь. Например, Беннигсен, согласно его «Запискам…», считал необходимым «наш правый фланг опереть на деревню Горки и двинуть все остальные войска нашего правого фланга на поддержку левого крыла». Барклай-де-Толли, если верить его сочинениям, убеждал Кутузова «при наступлении темноты исполнить с армиею движение так, чтобы правый фланг 1-й армии отступил на высоты Горки, а левый примыкал к деревне Семёновской, но чтобы вся 2-я армия заняла место, в коем находится 3-й корпус. Сие расположение не переменило бы боевого порядка; каждый имел при себе собранные войска; резервы наши, не начиная дела, могли быть сбережены до последнего времени, не будучи рассеянны и, может быть, решили бы сражение. Князь Багратион, не будучи атакован, сам бы с успехом ударил на правый фланг неприятеля». При этом Барклай ручался за успех. И за вроде бы необъяснимый отказ Кутузова и критикуют чаще всего современные историки. Кстати, эти воспоминания вышли из-под пера людей, уже знавших к моменту написания, как именно прошло сражение. Масла в огонь подливают утверждения французских участников событий, таких как генералы Ж. Рапп, Ж. Ж. Пеле, Ф. Сегюр. По их словам, правый фланг русской армии «был столь же неприступен, как и неопасен».