— Как, уже? — удивился Хомутов.
Их вертолет опустился на землю. Теперь, в свете прожектора, Хомутов увидел трупы туранов. Их было с десяток, не меньше.
Онуфриев и Баграев направились по склону холма вниз. Появился Уланов, остановился рядом, спросил после паузы, стараясь казаться безразличным:
— Мы что — в ссоре?
— Нет, с какой стати?
Уланов вытащил сигарету.
— Это все из-за Люды?
Хомутов пожал плечами.
— При чем тут Люда?
— Но если она ни при чем — какого дьявола?
— Никто не виноват, Дима. Дело во мне. Знаешь, бывает ощущение, что ничего уже не исправить. Мне вот уже за сорок — и что? Все эти годы — псу под хвост. Я — никто. Понимаешь? Просто никто, пустое место.
— Брось, — поморщился Уланов. — Через это, по-моему, все проходят. Сорок — критический возраст. Оглядываешься по сторонам, пытаешься итоги подбить — и начинает казаться, что все время шел куда-то не туда, впереди — тупик, и никакой радости. Ты оглянись…
— Я уже оглянулся, и тошно мне стало.
— Ты что-то решил?
— Уеду, пропади оно все пропадом.
— Домой?
— Да.
— Что ж, — Уланов пожал плечами, отвернулся, носком тяжелого ботинка ковырнул суглинок.
Внизу, на склоне, Онуфриев с Баграевым копошились над телами животных.
— Разве не лучше охотиться днем? — спросил Хомутов.
— Нет, не лучше. Днем тураны бросаются врассыпную. А ночью бегут кучно, держатся в луче, — пояснил Уланов и сразу, без всякого перехода, спросил: — А Люда? Она с тобой?
— Откуда я знаю?
Больше они на эту тему не говорили.
Хомутов пошел помочь спутникам. Онуфриев яростно рубил головы злополучным туранам, весь перемазанный кровью.
— Варвары, — буркнул Хомутов. — Хотя бы мясо брали…
— Не годится, — ответил Баграев. — Жесткое, как подошва. И козлом разит. Его сутки вываривать надо.
Головы, управившись, побросали в вертолет.
Снова пришел малый в кожанке, задребезжал недовольно:
— Вы чего возитесь? Утро скоро.
— А тебе невтерпеж? — хмуро спросил Уланов. — Пострелять охота?
— Ага, — ухмыльнулся малый. — Есть такое дело.
— Не надоело?
— Не-а.
Уланов поднялся в кабину, зло хрястнул дверцей.
— Двинули, — сказал Онуфриев.
Вертолеты оторвались от склона, заскользили вниз. Тот, который пилотировал летчик в кожанке, вырвался вперед и врубил прожектор, как это делал Уланов. Семью туранов он нащупал минут через двадцать, опустился ниже, и внезапно от вертолета к испуганному стаду протянулись огненные нити.
— Пушка, — крикнул на ухо Хомутову Онуфриев. — Фарш делает.
— Зачем?
— Просто. Кайф у него такой.
Расстреляв боезапас, вертолет сыто отвалил в сторону, пропуская машину Уланова вперед.
Над горами уже розовело. Все, кроме пилотов, спали, утомленные охотой. Когда их вертолет пошел на посадку, Хомутов открыл глаза и увидел солнце — переход из ночи в день был таким неожиданным, что он непроизвольно зажмурился.