- Положим, сектанты, - продолжил я. – Ну, а как ты объяснишь ведьм, домовых, русалок, кикимор, водяных? Как, я спрашиваю?
Быстро прикончив гороховый суп, Вадим с энтузиазмом облизал ложку и, отодвинув опустевшую миску, принялся за второе.
- Касательно первого, - начал он с набитым ртом,- так дуры бешенные, с отклонениями. У психически больных силы больше чем требуется, а по поводу твоего фольклора, так чистой воды генетические мутации. У нас они кикиморами зовутся, а на западе в сороковых они в цирках выступали, и, кстати, прилично на этом денег имели. Согрешит какая-нибудь девица, под наркотой или алкоголем, а потом ребеночек волосатый растет. Среди этих «красавцев» в итоге получались неплохие дельцы и коммерсанты высшей пробы, но это исключение из правил, а правило, так вон оно под лавкой забилось. В голове каша, в зубах крыса, в глазах злость и затравленность.
- Это ты к ужину удачно про крысу вспомнил, - пошутил я.
- Извини. – Вадим отхлебнул сока из стакана. – Постоянно забываю, как вам всем легко испортить аппетит. Мне хоть про что рассказывай, а кушаю я с аппетитом и ничто его испортить не способно. Да ладно про аппетит, тот же сон. Никогда людей не понимал, которые завертят голову полотенцем и только тогда спят. Хочешь спать, заснешь при каком угодно шуме и в самой нелепой позе, какую только можно себе представить. Я пока служил, у нас народ на плацу, перед вечерней проверкой умудрялся стоя спать, как кони боевые. Доходит дело до нужного персонажа, назовет дежурный его фамилию, он глаза откроет, рявкнет «Я» и дальше дрыхнуть, и не падали. Изнеженное общество - это общество без будущего.
- Ну, это ты загнул, - покачал я головой. – Если брать твои слова как руководство к действию, так на земле всем спать и мыться надо раз в квартал.
- Слов из контекста не выдирай, - погрозил мне вилкой Вадим. – Не о том спич. Я вот собственно о чем толкую. Если человек чего-то действительно хочет, то на изнанку вывернется, а своего добьется, а отсутствие мотивации, религиозные, моральные и этические препоны - это беллетристика чистой воды.
- Ну, не знаю, - покачал я головой. – По мне так, считать все эти проявления лишь кучкой разрозненных опасных недоразумений, давно уже опрометчиво.
- Ну, а твои мысли, какие по этому поводу? – Поинтересовался Вадим.
- Пока никаких, - вздохнул я, - по крайней мере, до тех пор, пока я не буду четко уверен в своей правоте.
- То есть, с теорией всеобщего заговора подождем.
- Подождем.
Запах у старого дома особенный, такой ни с чем не перепутаешь. Помимо общей затхлости и сырости, помещение пропитано запахом старых жильцов, их воспоминаниями, эмоциями, трагедиями и радостями. Запах у старого дома особенный, но, к сожалению не вечный. Стоит человеку оставить свой дом, как он начинает медленно и неуклонно погибать, словно существо живое, словно разум у него есть и сердце. Таких домов в области множество, уходят люди в город, бросая давно обжитые места, где не одно поколение по земле ходило, рождалось и умирало, сидело за большим столом и праздновало или печалилось. Стоят мертвые дома, по несколько, как кладбище надежд чьих-то, а где хозяева, сами дома не знают, уж куда там местным. В остальных же домах старики, те, кто в город не перебрался. Остаются те, кому и податься некуда, да кроме земли своей, где всю жизнь прожили, не знают ничего, да и не хотят знать. Зачем им это? Новое для молодежи, для сильных, для пытливых, а они не молодежь, они то, что от России осталось. Они старики и им бы помереть спокойно.