Благодарственную петь стали, толкнул квасника Михаила сзади, кататься позвал вместе.
— Пойдем, Мишка, на лодке катать, толк и для тебя будет…
Разбитная такая, веселая, — ветрогон-баба; до монахов падкая с мужем старившимся — Марья Карповна Галкина зальется закатисто — ямочки на щеках прыгают, телесами поводит, вздрагивает, глазами зовет, поигрывает, точно сказать хочет: погляди ж какая я мягкая.
Антонина Кирилловна, та себе на уме баба, — подразнить любит братию, а чтоб до чего другого, — ни-ни, строгая, цену знает себе, чтоб языки не болтали досужие, потому дочь у ней на возрасте стала, а пример плохой долго ли показать девушке, — выйдет замуж, тогда другой разговор — сама за себя ответчица, и мать не указ.
А с Машенькой подурить, подурачить любит братию.
Галкина женщина слабая насчет пола мужеского, поиграет недельку и не выдержит. Братии монастырской давно известна.
Михаил с Николаем пришли, Михаил увидел и шепнул приятелю:
— Эта-то, ай не знаешь, — в прошлом году погуливала.
Через обитель прошли, на луга вышли и пошли к лесу.
Михаил — круглый детина, увалень, рыжеватый волосом, засмеется, прищурится, а хохотать начнет — всхлипывает, заходится, а насупится — бровями поведет к носу, а нос — лепешка сплюснутая, — насупится и загудит басом, точно не из горла, а из этой лепешки гудит трубою.
Застенчив и похотлив Михаил с купчихами.
Прилип Михаил к Галкиной, смущает его кисея легкая — глянет глазком одним на плечико жирное, другой — за кофточку опустит.
— Что вы заглядываете, отец Михаил?
— Материя у вас легкая, и не холодно так-то?
— Ничего, отец Михаил, я сама жаркая, вот мне и холодно никогда не бывает, вы попробуйте.
Схватила руку его, положила ниже шеи своей, в вырез, откуда груди расходятся, подержала минутку, отбросила и залилась хохотом…
— Правда, ведь жаркая? Теперь верите?
В жар Михаила бросило, промычал несвязно:
— Температура сильная.
— А вы говорите — холодно?! Вы расскажите-ка мне — кто вам нравится из дачников?
— Маша, да ты не пугай отца Михаила, он с испугу еще убежит от тебя.
— Не убежит, Тоня, — у меня для него приворотное зелье есть.
Мычал Михаил растерянно, Николаю смешно даже стало, и
Феничка улыбалась застенчиво, и ей смешно.
— Вы, отец Михаил, вечерком приходите ко мне, наливочкой вас угощу.
— Я не хожу вечером, — у нас ворота закрываются рано.
— Что я не знаю, что ль, ворота ваши, не первый я год в монастыре живу, — через ограду не лазили разве ни разу на конном дворе?
— Я не хожу вечером, отец игумен меня не пускает.
— Как хотите, а только жалеть будете.
— Вы надо мною смеетесь только.