Отныне коллекция следует своим чередом – репетиции, примерки – что-то добавляется, что-то уточняется. Вот эта модель неоспоримо удалась и послужит образцом для трех-четырех вариантов, у другой – утверждаются пропорции.
А третьи, которые казались классикой, вдруг покажутся надоевшими и уже вышедшими из моды. Так мы и продвигаемся через удачные и неудачные дни, от энтузиазма до отвращения и даже отчаяния. Среди этих противоречивых чувств однажды наступает час, когда приходится безжалостно отказываться от понравившихся моделей. Они не сочетаются с другими, и, даже если вы уверены, что они будут хорошо продаваться, ими придется пожертвовать во имя единства коллекции.
И что примечательно: чем лаконичнее становится коллекция, тем естественнее видятся основные ее линии. Уже ничего не кажется новым, ничего не надо подчеркивать. И по мере того как приближается дата генеральной репетиции, мы наконец понимаем, что наши платья хорошо сшиты. Но мы перестали понимать, какие из них представляют особый интерес, а какие нет. Теперь надо перестать доверять самому себе и своей преданной «подруге» Привычке, которая превращает все, к чему притрагивается, в вышедшее из моды.
Всех вокруг меня волнуют одни и те же вопросы, все очень нетерпеливы, все устали и «раскалены добела». Достаточно одной похвалы, чтобы рассеять сомнение, одного упрека, чтобы вызвать депрессию. Портниха видит, что ее платье «брошено в корзину», и внезапно разражается горькими слезами, считая себя виноватой, хотя виновата модель.
Русская манекенщица Алла Ильчун в манто от Диора, коллекция зима-осень 1953/1954
С такой естественной и трогательной, почти материнской любовью она рассматривает модель как свое дитя и отказывается верить, что оно – не совершенство. Готовая все бросить и получить расчет, эта портниха через два часа берет на себя сложнейшую работу и чудесным образом осуществляет мое новое вдохновение. Ведь все-таки отец всех моделей – я. Мне легко ее убедить, что именно эти платья, рожденные в последнюю минуту, получают больше всего успеха.
И с каждым днем лихорадка усиливается, все больше поводов для обид, и мне целыми днями приходится успокаивать снова и снова, что если модель испорчена, то это в первую очередь моя вина, а не исполнителя. Но безрезультатно, все чувствуют себя обиженными и убеждены, несмотря на наши многолетние хорошие отношения, что я несправедлив. Это изматывающие часы, и врач, возглавляющий у нас медицинскую службу, выписывает совсем другие рецепты. Больше нет ревматизма, больше нет болей в желудке, а только мигрени от усталости и пораненные пальцы. Едва получив помощь, девушки устремляются к лифту или, не в силах подождать, несутся по лестнице в мастерскую. Каждая из них до смерти боится не оказаться на месте в тот момент, когда «все будет готово».