Я успокаиваю его и иду в бутик.
Там тоже всю ночь шла работа. Уходя из Дома на рассвете, я видел набросок того, что готовилось, дал несколько советов и пытался ободрить. Сейчас помощники уже все там, тревожно ждут мою реакцию. Как и с цветами, я прошу изменить некоторые мелочи:
– Здесь недостаточно цвета!
– Выложите побольше шарфов!
Стараясь ничего не пропустить, хожу по магазину и делаю замечания:
– Переставьте этот манекен, он загораживает витрину с перчатками…
– Почему поставили темное платье у входа? Замените его светлым.
Я стараюсь повсюду внести праздничное оживление. Показ коллекции – это праздник, все вокруг должно сверкать и лучиться весельем и фантазией. Все должно благоухать.
– Распылите побольше духов!
И вот уже девять часов. Через окно я вижу улицу и каштаны, освещенные солнцем. Вдоль тротуаров начинают выстраиваться автомобили, собираются в группки гости, друзья встречаются и окликают друг друга. Обмениваются приветствиями, смеются и, наконец, решаются войти. Все эти симпатичные гости любезно встали пораньше в это летнее утро, когда в воздухе веет отпусками, чтобы присутствовать на показе моей коллекции. Я им очень признателен, но, боже мой, как я их боюсь!
В студии мне остается только посмотреть три или четыре модели, в которые с шести часов утра мастерицы вносили поправки. Это обычно либо пальто, созданные в дополнение к платью, либо пресловутые бальные платья, вышитые как всегда с опозданием. Работа помогает мне скоротать время, отделяющее меня от ужасного момента, когда мне придется предстать перед моими критиками. Все кончено. Отныне я больше ничего не смогу изменить.
Самый первый гость, войдя в зал, не ведая, запускает сложный механизм, который остановится только в конце показа.
В кабинах, предупрежденные шумом и стуком двигаемых стульев, начинают волноваться манекенщицы:
– Они уже входят?!
Между залом и кулисами, каков бы ни был спектакль, возникает одинаковое волнение, которое передается от одних к другим. Но до того как появляется этот контакт, оба лагеря наблюдают друг за другом. А я, оставшись один, задаю себе вопросы: «Достаточно ли я внес нового? А будут ли носить мои новинки?
Достаточно ли эффектных моделей в коллекции?»
Честно говоря, я не знаю. Самое строгое и самое переменчивое в мире жюри, модное жюри, собирается ниже этажом, чтобы прибыть на мой судебный процесс. Признают ли меня виновным? В любом случае, теперь я вне игры. Слово за моими манекенщицами, сейчас они выступают в качестве адвокатов. У моих платьев задача сделать их как можно более красивыми и, значит, более красноречивыми. В некотором смысле они свидетели защиты. Прекрасно понимая, в каком волнении я нахожусь перед судом присяжных, друзья приходят меня подбодрить. Поскольку они и сами в жуткой тревоге, улыбки, которыми мы обмениваемся, никого не обманывают.