Вернее, надрывалась подруга, не оставлявшая попыток на ночь глядя вытащить меня из квартиры в ночной клуб. Дашка была в ударе. А когда в ударе Даша, у жертвы ее внимания просто нет шансов.
«Сегодня вообще-то пятница, Королева. Имей совесть!» – возмущенно пиликнуло снова.
Появилось желание грохнуть телефон об стенку. Ну или утопить в пахнущей клубникой пене. Но такую роскошь, как убийство смартфона, я не могла себе позволить. Я ведь теперь Аня Королева, а не Фьярра-Мадерика Сольвер, и у меня нет папенькиного за́мка, хрустальной «тачки» с крылатыми фальвами и несметного количества драгоценных цацек, продав которые можно будет купить себе целую кучу навороченных смартфонов.
Вернув мобильный на стопочку махровых полотенец, выложенных на деревянной стойке прямо под моющими средствами, нырнула с головой в воду с твердым намереньем не реагировать на табуном несущиеся ко мне эсэмэски.
Однако не реагировать не получалось. Вдогонку «имей совести» прилетело угрожающее:
«Через десять минут у тебя. Отказов не принимаю. Если что, потащу как есть. Да хоть в чем мать родила!»
Поняв, что отлежаться в горячей воде мне не светит (у подруги имелись запасные ключи, и, если что, она не постесняется ими воспользоваться), выскочила из ванны, поскользнулась на мятного цвета коврике, пощекотавшем мокрые ступни густым длинным ворсом. Проехалась на этой подстилке до стиральной машины, за которую и зацепилась, иначе бы подобно гимнастке растянулась на скользком полу в шпагате.
Дашка у меня прямая, как рельсы, и прет по жизни паровозом. То есть всегда получает что хочет. И если уж решила устроить со мной посиделки в недавно открывшемся клубе «Инсомния», то обязательно их устроит. Голой вряд ли потащит. А с мокрыми волосами и без макияжа – запросто.
Вот кого надо было «приглашать» на отбор невест в Адальфиву. Дашка бы там соперниц мигом построила и Тьюлин со всем выводком старейшин заставила бы маршировать в ногу.
А уж сколько незабываемых моментов пережила бы по ее милости эссель Блодейна…
Я тут же приказала себе не думать о морканте. Всякий раз, о ней вспоминая, чувствовала, как сердце в груди начинает ныть и съеживаться до состояния кураги. Я не желала ей такой смерти. Вообще никакой, если честно. Справедливого суда – другое дело.
Но судить теперь уже некого.
Дав себе установку – вечер с подругой в баре и никаких (в идеале) переживаний, – занялась сушкой волос. Благо их у меня осталось немного. В том смысле, что пару недель назад я снова стала светло-русой и обзавелась аккуратным каре до подбородка. Назло Фьярре, за два месяца, что отсиживалась здесь, превратившей меня в адальфивскую версию самой себя. Но это все в прошлом. Отныне никаких белокурых локонов до попы. Ни своих, ни наращенных.