— Тебя все еще беспокоят сплетни, Коралл? Ты действительно думаешь, что я бы дал тебе такую возможность только из-за твоего хорошенького личика?
— Не знаю, Раффаэле. Но люди так подумают.
— Ну, эти люди — дураки. Я поцеловал тебя, потому что меня к тебе влечет. Я бы не остановился на этом, но уважаю твое решение. Даже если с ним не согласен. Нет, Коралл, проблема в тебе. Ты слишком много думаешь о сплетнях.
— Тебе не кажется, что это немного лицемерно? Ведь ты управляешь жизнью Сальваторе, стремясь ограничить информацию о его семье, чтобы не давать пищу для кривотолков, и ничего не попало в прессу.
Раффа бросил на нее ледяной взгляд.
— Для твоего возраста ты очень проницательна.
— Я говорю то, что думаю.
— Тебе не кажется, что это немного лицемерно? Правда — это не только слова, но и действия. Или, в твоем случае, бездействие. Раньше, в прежние времена, сказали бы, что ты меня дразнишь.
— Отказ больно ранит, не так ли, Раффа? — бросила она, уязвленная его колкостью. Она не дразнила, а очень сильно его хотела. Ничего в жизни не хотела больше, чем поддаться его магнетизму.
— Я не знаю. Мне никогда не отказывали.
Его глаза блестели в лунном свете. Он смотрел ей в глаза, на ее губы. Сердито. Жадно. Она не могла отвести взгляд.
— Хм, Коралл, ты уверена, что всегда говоришь то, что думаешь?
— Я пытаюсь.
Вдалеке слышался шум моря, бившегося о скалы. Она задрожала и обняла себя за плечи.
Раффаэле, казалось, смягчился.
— Пойдем. Я провожу тебя до виллы. Поторопись, пока я не передумал и не отвел тебя к себе.
Они добрались до виллы, и Коралл, пошарив в сумке, нашла ключ и открыла дверь. Вдруг зазвонил телефон. Она побежала вперед, чтобы взять трубку, но не успела, звонки прекратились.
— Снова пропустила звонок.
— Все в порядке?
— Да, это моя мать. Я все еще не поговорила с ней. Вы не возражаете? — Она перезвонила, но попала на автоответчик. — Не могу поверить, что мы никак не поговорим.
Раффа прошел мимо нее в маленькую кухню.
— Набери еще раз. Я приготовлю тебе выпить.
Коралл вздохнула и пошла за ним на кухню, бросила маленькую сумочку на стол.
— В этом нет никакого смысла. Она сразу выключает телефон. Закрывается от мира.
— С ней что-то серьезное?
— Можно и так сказать. Депрессия. Когда она наступает, до матери невозможно достучаться. Я уже говорила, она художник. У нее либо восторженное настроение, либо подавленное.
— Ей не помогают лекарства?
— Все не так просто. В основе депрессии конкретная причина.
— Какая?
Коралл заколебалась. Она никому не раскрывала причину недомогания матери. Слишком больно об этом говорить. Но почему-то, глядя, как он наливает бренди мягкой и сильной рукой, ему призналась: