— Софья Ковальчук! — нежно улыбаясь, ответила на главный мой вопрос Зелёная фея. Даже не посмотрела в бумажку. Видимо они успели до нашего прихода её имя тут подучить.
— И зовут то ведь как девочку прилично! — покачала головой Красный стол. — А тут, на тебе! — потом она зачем-то немного помычала так вот: «м-м-м-м», и будто бы вспомнив, вдруг, где она, и о чём тут все разговаривают, продолжила: — И вот! — тут она показательно громко и очень печально вздохнула, — приходится с вами что-то решать!
— А что с нами решать?! Мы будем отличными летучими артистами! — вдруг выдала я.
— Да? Точно? Будете? — улыбаясь, смотрела на меня зелёная фея.
— Ну конечно! — закивала я изо всех сил головой так, что резинка на конце косички заехала мне по макушке.
— Понимаешь, деточка! — начала объяснять Зелёная фея, — мы опасаемся, что другие наши артисты будут переживать, из-за неравных условий! Скажут, вот, — «как же так?! у них крылья были, а у нас не было! Не честно!»
— Да что уж там, — продолжила красная, — откровенно говоря, мы вообще считаем, что крылья у детей это явное проявление плохого воспитания и распущенности… — тётенька метнула взгляд на папу. Папа был нем, как рыба, и невозмутим, как фонарный столб.
— Ага! — Подумала я. — Ну точно! Это всё Красная тётя-стол придумала! Про то, что наши крылья нельзя.
— И с одной стороны, вы наши ученики всё-таки, — продолжила Зелёная фея, — и имеете полное право принимать участие в итоговом выступлении…
— А с другой стороны, — резко перебила её тётя-красный стол, и при этом из её глаз в сторону Зелёной феи, как мне показалось, вылетали небольшие молнии. Правда, судя по улыбке феи — не долетали. — А с другой стороны — своим поведением вы оказываете тлетворное влияние на других, кхм-кхм, так сказать, нормальных учеников.
— Тля-то тут при чём?! — растерялась очень искренне я.
— Какая тля?! — прервала метание молний Красный стол и оторопело уставилась на меня. Молнии, те, что уже вылетели в заданном направлении, остановились вдруг на полпути, повисели задумчиво на одном месте, и с треском осыпались на стол. И всё от одного моего вопроса из двух слов.
— ТлЯтворный — это ведь, когда тлю натворили? — глядя очень серьёзными и честными глазами на страшную тётю — Красный стол заявила я. — А мы её не творили. Вернее — я не творила. Я её вообще-то сама не люблю, — призналась я для убедительности. И правда, чего её любить?! Мелкая, зелёная, противная, прилипучая — жуть!
Вдруг папа начал давиться, а потом заржал как конь. Нет, ну конечно, не как конь. По правде говоря, кони ржут вообще не так, как все про них говорят. И папа тоже заржал не так. Но, когда ржут вот так, как папа, про них, почему-то говорят «заржал, как папа». Ой! Нет, «заржал, как конь», я хотела сказать! Уже не знаю, почему так говорят… Про коней-то. Тьфу. То есть, про тех, кто заржал.