— Откуда ты знаешь, что я люблю физику? — вдруг раздается приятный голос и из-за плотной шторы на двери появляется красивый профиль.
Ох ты черт! У меня чуть дар речи не пропадает. Думал, у него все лицо — сплошная воронка от взрыва, а одна сторона такая, что девчонки на моем месте простонали бы, пожалуй, что-то томное и вожделенное. Голубые глаза, вернее, глаз. Кожа чистая, без всяких намеков на прыщи. Он так странно смотрит, прямо на меня, но, почти не поворачиваясь другой половиной лица, которая и натерла уже всем мозоль, мелькая в школьных группах, чатах и лентах Инстаграма.
— Может, впустишь меня? — стараюсь улыбаться очень доброжелательно.
— Нет.
— Почему?
— Потому!
— Да ладно, Питер! Говорю же, что пришел с миром. Ну, хочешь, вместе подумаем, как заткнуть этих дебилов…
— Мне не нужны друзья! — обрывает он.
— А мне кажется, нужны. Впусти, ну! Хуже-то не будет уже ведь!
Никогда в жизни никого так не упрашивал что-то для меня сделать. Было время, когда все делали всё сами, с удовольствием стараясь угодить мне. Теперь разве что на коленях не стою перед Питером Грейсоном. Он раздумывает. Сумел подкинуть ему дров сомнений. Осталось раздуть пламя.
— Ну, Питер! Ну, что такого! Я все про тебя знаю… То есть, уж прости, про лицо твое знаю. Вся школа жужжит. Они мудаки, не обращайте вы с Ритой внимания! Отстанут скоро. Я, правда, с добрыми намерениями…
Замок щелкает. Между дверью и косяком появляется щель, но Питер не торопится впускать меня.
— Что тебе нужно? — спрашивает он и вот-вот передумает.
— Просто хочу общаться с тобой…
— С чего ты взял, что я интересный человек?
— Ну, вот и посмотрим, — стараюсь улыбнуться. — Пока не попробуешь же, не узнаешь…
И он впускает меня. Быстро ставлю на пол рюкзак, достаю оттуда книги по физике, чтобы не выдать свою растерянность.
— Вот, — говорю, — Думаю, тебе должно понравиться, — кладу на стол, — и вот еще, а эта, вроде как, вообще отпад…
Когда поднимаю глаза, Питер увлеченно переворачивает страницы. И… врезаюсь в его лицо, как кошки альпиниста — в ледяную гору, крепко и цепко. Смотрю на него и не могу оторваться. Правая сторона будто существует отдельно от левой, красивой, почти картинно привлекательной. Стою, как завороженный, рассматривая стянутые, словно склеенные наспех, куски живой ткани. Питер отвлекается. Это длится миг, отрезок времени, который почти невозможно измерить.
— Интересно? — злобно скрипит Питер.
— Извини, — мотаю головой.
Мы сидим на диване и молчим. Нам совершенно не о чем говорить, а меня просто маниакально тянет посмотреть на Питера. Мне хочется рассматривать его лицо, хотя приятного в этом мало. Мне хочется касаться его шрамов. Это как-то отвратительно — самого аж передергивает, но ничего не могу поделать. В этот раз мы говорим только о какой-то ерунде, пьем колу, и вообще все очень напряженно и неловко. Час длится как неделя в школе.