— Зачем тебе? — спрашиваю, пытаясь нащупать хоть что-то, что поможет мне сдержаться.
— Да это не мне. Это тебе надо, — говорит Юля. — Просто, когда рассказываешь, когда выговариваешься, становится легче.
— Что же тебе рассказать? — спрашиваю, стоя облокотившись о стену и запрокинув голову к потолку.
Руки у меня в карманах, я весь напряжен и съежился как будто мне жутко холодно.
— Расскажи о себе, — тихо и спокойно говорит Юля, присаживаясь на кровать напротив. — Я ведь о тебе ничего не знаю.
— О себе? — размышляю я вслух. — Ты так хочешь услышать историю моей жизни? — Юля молчит, и я продолжаю. — Ну, знаешь ли, ничего хорошего в ней нет. Мне надо заботиться о младшей сестре, и это главное. Еще мне надо разрываться между школой и работой. Мне надо готовить завтраки и ужины. Мне надо успевать ходить с Ксюшкой по больницам, когда она болеет. Мне надо терпеть нашего идиота папашу пару раз в месяц. Все думают, что это я дерусь с какими-то пацанами на улице. На самом деле, это мой отец.
Я смотрю на Юлю — она удивлена моим откровением. И пока я цепляюсь за упрямо ускользающую мысль, Юля спрашивает:
— Почему ты не пойдешь в полицию? Почему не заявишь на него?
— Потому что мой отец — майор полиции. — отвечаюс усмешкой.
Юля только головой мотает из стороны в сторону. Такого поворота она не ожидала, а меня что-то все несет и несет. Да, мою плотину, кажется, прорвало, и теперь все близлежащие города и поселки подлежат абсолютному и бескомпромиссному затоплению.
Я думаю о своем отце. Я не могу вспомнить ничего, что бы вызывало у меня положительные эмоции.
— Да уж… — тяну. — Вот такая история у меня, Юль, вот такая милая семейка. Папаша — майор. Он приносит нам по двадцать штук каждый месяц, видимо, чтобы мы не подохли с голоду, живет в большой квартире со своей новой телкой и ездит на «Мазде». Можно представить себе, какой он майор. Разве нормальные копы ездят на «Маздах»?
— А твоя мама? — перебивает Юля. — Что с ней?
— Она умерла, — говорю.
— Извини, — Юля опускает глаза.
— Ничего, — отвечаю я, ведь это все равно не правда.
— А твоя сестра? — продолжает давить Юля. — Что она?
— А что она? — отвечаю. — Она свалила в институт. Я ненавижу ее.
— Да ладно, Ром…
— Что ладно?! Ей девятнадцать. Она могла бы остаться с нами. Да что там! Она могла хотя бы взять опекунство над Ксюшкой! Могла прийти куда надо и сказать, что готова заботиться о ней. И тогда мы бы вместе заботились. Вместе, понимаешь? Ей же, мать твою, девятнадцать лет! Она совершеннолетняя. Она все может! Она могла бы учиться здесь. Мы могли бы жить все вместе, и тогда все было бы не так паршиво. Но она свалила и бросила нас. А потом еще плачет тут, слезы льет. «Я не знала, — говорит, — что с мамой все так плохо»… Бла-бла-бла.