В итоге, всё получается более-менее гладко. Удовольствия, конечно, мало — Дима весь как на иголках. Да ещё потом садится на кровать и закрывает лицо ладонями.
— Я педик, да? — Как будто надеясь услышать убеждения в обратном, говорит он. — Мне понравилось, Артём, значит, я педик?
Я молчу. Ну что тебе сказать, Дима? «Да» тебя не устроит, а «нет» будет полной туфтой. И вдруг Сорокин срывается на совершенно неожиданное откровение.
— Ты мне очень нравишься, Артём, — говорит он почти со слезами на глазах. — Давно уже. Я на физ-ре в раздевалке всё время на тебя засматривался. Ты мне очень нравишься, правда! — Почти умоляет Дима. — А я тебе совсем нет? Ты, наверное, меня считаешь полным идиотом, да?
Я смотрю Сорокину в глаза. Меня даже оскорбляют его слова.
— Я не сплю с теми, кто мне не нравится, — отвечаю очень серьёзно. — Я что, по-твоему, шлюха какая-нибудь.
Мне в самом деле обидно. Неужели я произвожу впечатление парня, который со всеми подряд трахается! Нет, я конечно, опытнее Димы, но не так много у меня было партнёров.
— Мы встретимся ещё? — С надеждой поднимает на меня глаза Сорокин. — В смысле, вот так, чтобы где-нибудь вдвоём?
Не успеваю я ответить, как он продолжает.
— Можно опять у меня, в следующие выходные. Мои опять на дачу свалят, а я чо-нибудь придумаю…
— Хватит чокать! — Усмехаюсь я. — Если сможешь спровадить родителей, то, конечно, я приду. Только, Дима, — очень серьёзно продолжаю я, — никто не должен знать. Ты понимаешь, никто в школе вообще даже догадываться не должен!
Он кивает.
— Без шуток! — Убеждаю я. — Даже не смотри в мою сторону, понял? И если твои друзья задирать меня будут, ты поддержишь. И если тебе скажут снова на моей рубашке написать «хуй», ты как миленький напишешь и даже не поморщишься, понял?
Он кивает.
— Откуда ты знаешь, что это был я, ну с рубашкой? — Виновато тянет он.
— Я по-твоему дурак что ли?
— Извини меня, — произносит Дима.
— Забей! — Отвечаю. — Проехали. Ты понял меня? Чтобы никто, ни одна живая душа, даже подумать не могла, даже в самых смелых фантазиях, что ты ко мне можешь питать какую-то симпатию!
Сорокин кивает. Я надеюсь, он осознаёт важность моей просьбы.
Наступают выходные. Те самые, когда мои родители сваливают на дачу.
— Мам, я чо-то плохо себя чувствую, — говорю. — Можно я дома останусь?
— У тебя температура? — Спрашивает мама. — Простудился?
— Да прям! — Вступает Серёга. — Девку, небось, хочет притащить домой, вот и остаётся.
Отчим сурово сдвигает брови, мама морщится и цыкает.
— Нечего всяких шалав в дом таскать! — Бурчит отчим.