Затем он заговорил о самом себе, заявив, что он верит, что природа предначертала ему испытать немалые превратности судьбы и что у него каменное сердце. После этого он провёл ряд сравнений между своим собственным поведением и тем, которое осуществлялось против него его врагами.
«Если бы я был подвержен тем настроениям, которые были свойственны Бурбонам, — заявил он, — или даже действовал в соответствии с законами взаимности, то я должен был бы добиться суда над герцогом д’ Ангулемским в ответ на попытки покушения на меня, которые он готовил, за объявление Бурбонами и союзными державами[66] вне закона моей личности и за инспирирование моего убийства. В соответствии с законами национальной ассамблеи, предусматривавшими наказание любому члену его семьи, который вернётся во Францию, я мог бы отдать приказ расстрелять его в течение двадцати четырёх часов. Вместо этого я приказал, чтобы его персоне было оказано всяческое уважение и внимание и чтобы он был препровожден в Сет для высадки на берег.
Мэтленд, — заявил Наполеон, — не был соучастником западни, которую подготовили для меня ваши министры, когда они отдали приказ принять меня на борту его корабля[67]. Он — храбрый человек, неспособный принимать участие в позорной сделке, которая была осуществлена. Его обманули, так же как и меня. Вероятно, он думал, что доставит меня в Англию, чтобы мне разрешили жить там с соблюдением тех же ограничений, которые были предписаны моему брату Люсьену». Затем он заявил, что составил слишком хорошее мнение об англичанах и верил тому, что английские министры прислушиваются к голосу своего народа, влияние которого на них в действительности оказалось совсем уж не таким сильным.
«До того как я ступил на борт «Беллерофона», — добавил он, — возникла дискуссия по поводу правильности принимаемого мною решения. Некоторые мои морские офицеры, которым стало известно об этом решении, категорически требовали, чтобы я не предпринимал эту опасную затею. Они заявляли, что англичане являются самыми корыстными людьми на всём свете. Выгода является их божеством, и они заранее подсчитывают, что именно они смогут получить в результате того, плохо или хорошо они будут обращаться с вами. Если они посчитают, что они что-то приобретут от того, что сошлют вас в ссылку, то они поспешат отправить вас подальше и спрячут в одной из своих колоний, где вас подвергнут всем видам жестокого обращения, которые может предложить ненависть. Мои морские офицеры были правы, — продолжал он, — некоторые из них побывали в баржевых понтонах и знали лучше, чем я, каковы вы, англичане, на самом деле. Я не представлял себе, чтобы великая страна могла поощрять жестокое гонение на одного человека, оказавшегося в её руках после того, как тот был её врагом в течение двадцати пяти лет».