— Да ты красавица!
— Ты первый, кто мне это говорит. Всякий раз, что мы ходили на танцы, я сидела в сторонке. Когда мать отправляла Карла, чтоб он привел своих дружков, тот говорил: «Кто станет танцевать с этой коровой?» Так что ты и вправду первый…
У Пиннеберга возникло неприятное чувство. «Не стоило ей этого говорить, — подумал он. — Я всегда считал ее красивой. Может, я ошибался…»
Барашек тем временем продолжала:
— Понимаешь, милый, я не то чтобы жалуюсь. Говорю только, чтобы ты знал. Они мне совсем чужие, и только ты не чужой. Ты один. И что я благодарна тебе — и не только за малыша, но и за то, что берешь за себя Золушку.
— Ты… Да ты… — Только и мог вымолвить он.
— Постой, не сейчас. Ты говоришь, что хорошо бы у нас все было светлым и чистым, но для этого тебе придется набраться терпения, а я и готовить-то толком не умею. Если я что-то буду делать не так, ты мне обязательно говори, и я тоже не хочу ничего от тебя скрывать.
— Ну конечно, Барашек, так и будет.
— И мы никогда не будем ссориться. Господи, милый мой, мы непременно будем счастливы с тобой. И с малышом.
— А вдруг это будет девочка?
— Что ты! Это будет мальчик — маленький, хорошенький мальчик.
Посидев еще немного, они поднялись и вышли на балкон.
Над крышами нависало звездное небо. Они стояли молча, положив руки на плечи друг друга.
И все же пришлось возвращаться в свой привычный мир — в тесный двор с яркими квадратами окон, по которому разносились квакающие звуки джаза.
— Мы же купим радио? — внезапно спросил он.
— Ну разумеется. Мне будет не так одиноко, пока ты на работе. Но позже, у нас сейчас другие заботы.
— Конечно, — согласился он.
Повисло молчание…
— Милый, — робко подала она голос. — Мне надо кое о чем тебя спросить.
— Давай, — неуверенно откликнулся он.
— Не будешь сердиться?
— Конечно нет.
— У тебя есть какие-нибудь сбережения?
Молчание…
— Совсем немного, — нерешительно ответил он. — А у тебя?
— Тоже немного. — И тут же добавила: — Совсем чуть-чуть.
— И сколько это чуть-чуть?
— Сначала ты ответь, — не сдавалась она.
— У меня… — начал было он.
— Ну, говори.
— На самом деле совсем мало, может, даже меньше, чем у тебя.
— Да не может быть.
И вновь молчание.… Длительное молчание.
— А сама ты как думаешь? — спросил он.
— Ну, — глубоко вздохнула она. — Наверное, больше, чем… — И задумалась.
— Чем сколько? — допытывался он.
— Да чего там. — И она расхохоталась: — Стеснительные какие. У меня, например, на счете сто тридцать марок.
На что он важно, с расстановкой произнес:
— Четыреста семьдесят.
— Как здорово! — обрадовалась Барашек. — Это ровно шестьсот марок. Милый, это целое богатство!