Шульц исчез, не проронив ни слова, и был счастлив, что удалось так легко сбежать.
— А вы, Пиннеберг, отправляйтесь на вокзал, да поживее. Закажите на завтра, не позднее шести утра, четыре двадцатитонных вагона, чтобы отправить пшеницу на мельницу. Все!
— Да, господин Клейнгольц, — пробормотал Пиннеберг и дал деру. Чувствовал он себя прескверно. Может, у Эмиля это просто с похмелья. Тем не менее…
Возвращаясь к Клейнгольцу с железнодорожного вокзала, он заметил на противоположной стороне улицы знакомую фигуру, знакомого человека… женщину… свою жену…
Он очень осторожно, медленно перешел на ту же сторону.
С сетчатой сумкой в руках Барашек шла впереди и не могла его видеть. Она остановилась у мясной лавки Брехта, рассматривая витрину. Пиннеберг подошел к ней совсем близко, предварительно бросив внимательный взгляд на улицу и дома, проверяя нет ли какой опасности.
— Так что у нас сегодня на обед, дамочка? — прошептал он ей на ухо и тут же прошел вперед. Через десять шагов он оглянулся — ее лицо сияло от радости. Если только фрау Брехт не заметила их из окна своей лавки, она могла его узнать, он не раз покупал у нее колбасу, подумал Пиннеберг. Ну что за безрассудство? С другой стороны, такая вот у него жена, и ничего он не мог с этим поделать. Похоже, кастрюли она покупать не стала — какая же она у него бережливая.
В конторе он застал хозяина. Тот сидел в одиночестве. Лаутербах еще не вернулся. Шульц тоже. «Скверно, — подумал Пиннеберг. — Прескверно!»
Но Клейнгольц даже не взглянул в его сторону. Подперев лоб одной рукой, он медленно передвигал пальцем вдоль страницы кассовой книги.
Пиннеберг прикинул в уме, чем ему лучше всего заняться. «Пишущая машинка, — решил он. — Это, пожалуй, самый разумный вариант в данной ситуации. Буду себе стучать, тогда он не станет приставать ко мне».
Но он был не прав. Не успел он напечатать: «Господа, прилагаем вам образец красного клевера урожая нынешнего года, качество гарантировано, всхожесть девяносто пять процентов, чистота девяносто девять процентов…» — как на плечо ему опустилась рука и над ухом раздался голос:
— Одну минуточку, Пиннеберг.
— Слушаю, господин Клейнгольц, — сказал Пиннеберг, убирая руки с пишущей машинки.
— Вы занялись клевером? Предоставьте это Лаутербаху.
— Я…
— С вагонами все в порядке?
— Да, господин Клейнгольц.
— Сегодня днем все будем заниматься пшеницей. И бабы мои пусть помогают: будут завязывать мешки.
— Да, господин Клейнгольц.
— Мария очень спорая в таких делах. Да и вообще она работница хоть куда. Красавицей ее не назовешь, но у нее полно других талантов.