Наконец они в последний раз свернули за угол — и стали судорожно вглядываться в фасады. На этот раз он опередил ее:
— Я вижу цветочные горшки на нашем балконе! Даже рамы на месте! Альма, наша квартира цела!
Они посмотрели друг на друга и слабо улыбнулись.
Ключа у них не было, нужно было найти консьержа. Плохие новости, очень плохие новости! Маленький консьерж исчез еще в апреле: то ли убили в бою, то ли арестовали, жена не знала. Не знала вообще ничего.
— Удрал, вы думаете, вот так взял и убег? Ну не-ет, не таков мой муж, чтобы сбежать от жены и детей, не способен он на такое, герр Долль! И с чего бы ему драпать? Он никому ни в жизнь зла не причинил! Ключ от квартиры? Нет, ключа нету. Туда въехал кто-то, жилконтора поселила, да всего пару дней назад, какая-то то ли танцовщица, то ли певичка, в общем, из театра какая-то бабенка, не знаю точно. С матерью и дитем, да, вообразите, у нее и дите имеется! Ну само собой, пришлось ей подлатать те комнаты, которые окнами на улицу, да. А в задних комнатах по-прежнему живет старая Шульциха, которую вы пустили, когда уезжали в деревню, чтоб присматривала за вещами. Ну, как уж она там за чем присматривала, это вы сами посмотрите, фрау Долль, чего я зря трепаться буду. Вашу большую кастрюлю, если что, фольксштурм забрал. А вот куда делся пылесос, и книги, и ведра, и из кухонных шкафчиков все припасы — об этом я ничего не знаю, фрау Долль, сами у Шульцихи спросите, если, конечно, ее выловите. Она говорит, что живет здесь, но чтоб я знала, где она живет на самом деле! Ее иной раз целую неделю не видать, и за квартиру она не платит!
Медленно, ох как медленно взбирались Долли по лестнице — а ведь до квартиры аж четыре пролета! Они не стали обсуждать с консьержкой все плохие новости, которые она на них вывалила, и между собой тоже не перемолвились ни словом. Только их лица, казалось, стали еще бледнее, чем были после этой бессонной ночи, в течение которой они, больные, сперва тряслись в поезде, а потом сидели на морозе…
Долго, ох как долго жали они на кнопку звонка, прежде чем из квартиры — из их квартиры! — донесся какой-то шорох. Они терпеливо ждали, когда дверь наконец откроется. Их впустила молодая темноволосая дама, наспех накинувшая первые попавшиеся одежки. (Правда сказать, было утро, часов восемь.)
— Ваша квартира?.. Это моя квартира, мне в жилищном управлении выдали ордер… Нет, сударыня, ничего вы тут не сделаете. Три передние комнаты принадлежат мне, я потратила несколько тысяч марок, чтобы привести их в божеский вид… Две другие комнаты выгорели дотла, вы это должны знать не хуже меня, если это действительно ваша квартира, сударыня! Большая комната с окнами во двор — там живет фрау Шульц, но ее сейчас дома нет, и я не знаю, появится ли она сегодня. Во всяком случае, дверь заперта… Да, мне очень жаль, сударыня, но тут холодно, а я стою в одной сорочке, и вообще я рассчитываю еще поспать… Это все вы скажете в жилконторе, сударыня. Хорошего утра!