Руслан боковым зрением успел увидеть, как в него летит какой-то предмет. Он успел пригнуться в последний момент. В снег, рядом с ним упала пустая стеклянная бутылка. Не ответить на это уже было нельзя. Руслан скинул пулемет с плеча, передернул затвор и дал длинную очередь в небо. Его поступок поддержал командир взвода и Седых, так же выпустившие в небо по длинной очереди.
Толпа замерла. К этому времени подъехали БТРы. Из люков выбрались еще полтора десятка солдат и один офицер. Башенные КПВТ (крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый) красноречиво задвигались, глядя смертоносными жерлами в лица китайцев. Толпа начала остывать. С места донеслись крики на ломанном русском.
– Он убил ни за сто!
– Убийца!
– Тихо! – Офицер перекричал толпу. – Мы сами разберемся, кто убийца, а кто нет. У меня приказ, если начнете бузить снова, откроем огонь на поражение. У вас дети, жены, а вы ведете себя как стая обезьян в брачный период. Постройтесь в колонну наконец, и идите уже туда, откуда пришли!
Ему попытались нагрубить, но пулемет бронемашины навелся точно на человека, прокричавшего ругательства. Его голос затух прежде, чем он договорил оскорбление. Толпа остыла и каждый человек в ней был удивлен своим поведением, будто бы навязанным извне. Снова заработал инстинкт самосохранения. Люди построились и тяжело ступая под весом пожитков, направились по коридору на берег Амура.
Седых разоружили и попытались насильно затолкать в БТР.
– Я сам пойду ушлепки, не вышли вы еще чином руки мне заламывать!
Он так и забрался в узкий люк БТРа, широко расправив плечи. Офицер, прибывший на подмогу, решил, что их помощь больше не требуется, дал команду возвращаться на прежнее место. Расстрелянный китаец лежал в снегу и никто не знал, что с ним делать. Шарова распекало по рации начальство. Его лицо меняло за одну секунду цвет с бледного до пунцово-красного.
Руслану на минуту показалось, что он выпал из реальности. Так невероятно неправдоподобно выглядели события, очевидцем которых он стал. Исход китайцев, расстрел, противостояние с толпой. Матрица сознания была еще настолько заточена под мирную жизнь, что все события вне ее стереотипов воспринимались как галлюцинация. После той перестрелки с диверсантами он несколько дней не мог поверить, что участвовал в ней. Сегодняшним событиям тоже была уготована судьба пролежать несколько дней в определенном отделе сознания, отвечающем за переосмысление и принятие действительности.
Взвод Шарова провел на пункте депортации без сна и отдыха целые сутки. Депортируемые китайцы шли непрерывным потоком. К концу суток Макаров уже был так зол на них, за то, что они не заканчиваются, что начал тихо ненавидеть. Его раздражали орущие дети, китайская речь, тупость некоторых людей, вечно выбивающихся из толпы. Он перестал сдерживаться, грубил и при случае давал понять, что оружие у него висит на плече не только для виду.