Я же ему в свою очередь доказывала обратное. Мы, современные эмансипированные женщины, прекрасно во всем разбираемся, и я за свои четырнадцать лет сознательной жизни многое смогла увидеть и услышать в той реальности, чтобы сейчас делать такие выводы. Но Хамас был неумолим. Мужчина открещивался от моей возбужденной сексуальной навязчивости всеми правдами и неправдами. Постоянно ссылался на государственно важные дела и, откланявшись, выходил из моей комнаты, оставляя меня томящуюся и истекающую соками страсти. Я даже в какой-то момент, когда очень злилась на него, жалела, что извела того «невидимку», что лопнул у меня на глазах. Мне так хотелось наконец-то получить разрядку, что однажды ночью, подговорив Халифу сделать сюрприз Шейху, я пробралась в его покои. Восточные танцы я начала учить в первые же дни после психологического восстановления и за неполных два месяца выучила их в совершенстве. Все свое умение я продемонстрировала Хамасу, когда тот, зайдя в покои, обнаружил меня там. Шейх любил меня всю ночь страстно и нежно одновременно. Я будто сходила всю ночь с ума от его ласк, а он не давал потеряться в небытие, возвращая постоянно в реальность. Стоны, всхлипы, дикое рычание – всеми этими звуками была наполнена в ту ночь комната. И я, будто наркоман, наслаждалась полнейшей эйфорией, что настигла и не отпускала меня. При этом яркое осознание того, что со мной любимый мужчина, не покидало меня. На тот момент я не до конца осознавала, что теперь под сердцем ношу его ребенка. Ребенка, который был зачат в день нашего духовного объединения и соединения сердец. В ту ночь любовь пропитала мои вены, и это дитя могло полностью и беспрекословно считать себя плодом любви.
После той ночи с Хамасом я виделась дважды. И эти два раза я восседала по правую руку от него в статусе шейх-хадин. По левую сидела шейх-вайлидэ.
Я старалась не смотреть ей в глаза, чувствуя, как волнами исходит от нее негатив, пряча взгляд в диковинных блюдах, что стояли на столе. Конечно, мне бы уже нужно было привыкнуть к восточной кухне, и я привыкла. К той, что рабыни джаэйри приносили мне в комнату. Но то, что стояло передо мною на столе, если быть честной перед собой, повергало меня в легкое недоумение. Лишь единожды мне довелось встретиться с женщиной взглядом, и я поняла для себя, что ни «великой любви», ни уважения, ни даже понимания от матери Шейха мне ждать не стоит. Я для нее была пустым местом. Ее прозрачно-голубые глаза смотрели сквозь меня, даже не фокусируя взгляд на мне ни на малую долю секунды. Женщина тут же перевела его на слугу и, подав знак пальцами, что хочет, чтобы тот налил вина, снова приступила к еде.