Тем временем упомянутые воспитанницы, уже облаченные в ночные рубахи, то и дело заходились смехом. Комнату племянницам барона выделили одну на двоих, так что никто не мог помешать ночным беседам, которые, как всякому известно, по неведомым причинам куда задушевнее дневных. Однако же этой ночью подруги не делились невинными девичьими секретами, а хохотали над проделкой Леоны. Стоило им успокоиться и даже принять серьезный вид, как одна из них не удерживалась и заново прыскала со смеху, а мгновение спустя к ней присоединялась вторая.
– Как ты думаешь, Леона, кто из них обнаружит письмо?
– Надеюсь, что дядюшка. Впрочем, если тетушка и найдет его первой, то все равно не сможет утаить такой секрет.
– Думаешь, она расскажет господину барону?
Леона перевернулась на живот и поболтала в воздухе ногами.
– Нет, не барону, – довольно заявила она. – Насколько я успела изучить госпожу Юту, она не преминет похвастать запиской от таинственного воздыхателя перед новыми знакомыми. Разве ты не заметила, Эрна, какой кислый вид у нашей тетушки? Это из-за того, что она ничем не превосходит подружек госпожи виконтессы: ни знатностью, ни богатством, ни древностью рода, ни красотой. Некоторые дамы и вовсе относятся к госпоже Юте свысока. А здесь такой повод показать себя! Пылкий возлюбленный, пишущий предмету своей страсти нежные письма – у кого еще из дам есть такой?
Эрна всхлипнула от смеха.
– А потом слухи дойдут и до дядюшки, да?
– Если только он сам прежде не догадается по тетушкиному виду, что происходит нечто странное.
– Послушай, – Эрна понизила голос, – мне ведь Клаус каждый день послания пишет. Завтра мы тоже подсунем записку в комнату барона?
Леона намного подумала и покачала головой.
– Нет, слишком часто не стоит. Лучше выждем день-другой.
На следующее утро граф Эгон с уже ставшей привычной досадой обнаружил маявшегося под дверью его кабинета барона Левренского. "Вот неймется же ему", – с тоской подумал граф. Сам он с огромным удовольствием отправился бы обратно в постель, досыпать. Ночью выспаться не получилось, поскольку новая фаворитка, молоденькая аппетитная вдовушка Мона, оказалась дамой весьма пылкой и даже в некотором роде ненасытной. Так что граф пребывал в состоянии приятной усталости, к которой примешивалась небольшая доля раздражения из-за поднявших его с постели ранним утром неотложных дел. Очередной посланник его светлости прибыл едва ли не с рассветом и теперь ожидал ответного письма. "Ничего, вот отпишусь и вернусь досыпать, благо, Мону я уже спровадил", – благостно думал граф, еще не подозревая, что именно ожидает его этим солнечным днем. Впрочем, вид барона, с кислой физиономией отиравшегося у двери, мог испортить настроение кому угодно.