– Ага, попался!
При звуке знакомого голоса юноша чуть не подпрыгнул и тут же обругал себя за это. Знал ведь о привычке приятеля подкрадываться бесшумно, будто кошка, а потом рявкать на ухо или хлопать со всей силы по плечу. Испуг друга Бруно находил весьма забавным, а паж со временем приучился не реагировать на глупые шутки.
– А я знаю, кто нарисовал эту ерундовину, – дразнясь, дурашливым голосом пропел Бруно.
– Конечно, знаешь, – фыркнул Агидиус, довольный, что друг наконец-то пришел мириться. – Сам же ее и нацарапал. Узнаю твою кривую руку.
– Интересно, а что скажет она, если узнает, что ты назвал ее криворукой?
– Какая она? Постой, ты хочешь сказать, что это мне действительно передали?
– Само собой. И знаешь что, друг мой, ты просто редкостный болван. Более того, дважды болван.
– Это еще почему? – обиделся Агидиус.
Голос его даже задрожал. Прав Бруно, болван он и есть! Размечтался, что приятель пришел мириться, что он тоже переживал из-за их ссоры. А Бруно, оказывается, просто решил подшутить от нечего делать.
– Во-первых, потому, что назвал такую красотку старой клушей. Да если бы за мной такая бегала, то уж я бы глазами не хлопал. А во-вторых, потому, что спалился.
Бедолага Агидиус почувствовал легкое головокружение. Он решительно ничего не понимал.
– Какая еще красотка?
– Да ладно, можешь не скрывать, я-то все равно уже знаю. Это ведь я передал тебе записку от нее, забыл? Лучше бы ты притворялся перед другими, а то боров уже догадался.
– Боров? – изумлению Агидиуса не было предела.
В первое мгновение ему действительно представился огромный хряк, и видение удалось прогнать, лишь помотав головой. Но Бруно определенно говорил о человеке, что и подтвердил следующими словами:
– Да, ее дяденька. Удачное я ему прозвище придумал, скажи? Жирный, потный, неповоротливый, глазки маленькие, по сторонам бегают, лысина блестит.
– Да о ком ты?
– О бароне… как же его там… бароне Левренском, вот!
– Барон? Так это его племянница нарисовала цветок? Блондинка?
Бруно посмотрел на приятеля с сочувствием.
– Я же тебе сказал: передо мной можешь слабоумного не изображать. Я-то знаю, что по тебе сохнет вовсе не бледная немочь, а ее подружка.
Агидиус сначала возмутился. Эрна, по его представлению, была близка к идеалу прекрасной дамы. Нежная, изящная, она вовсе не заслуживала столь пренебрежительного определения. Ее сестра нравилась пажу гораздо меньше. А потом до Агидиуса дошел весь смысл сказанных бывшим другом – конечно, бывшим, какой из этого гада друг! – слов.
– Что ты сочиняешь? Да я с ней даже не разговаривал!