Ямочка на подбородке, широкие плечи и мускулистая грудь. Несмотря на то что он был в костюме, она чувствовала, что на нем нет ни грамма лишнего жира, сплошные мускулы. По спине пробежали мурашки, когда она подумала, как ей удастся со всем этим справиться.
Выйти замуж за этого человека – все равно что принять боевое крещение. У нее почти нет опыта. Да и о каком опыте может идти речь в подобной ситуации?
Он не отвечал. Интересно, он слышал, что она сказала? Она задала вопрос практически театральным шепотом.
Эммилин втянула в себя воздух и предприняла новую попытку:
– Я спросила…
– Я слышал, что ты сказала, – растягивая гласные, ответил он.
Пьетро снова помолчал, барабаня длинными пальцами с аккуратно постриженными ногтями по подлокотнику кресла.
– Уже поздно. Хочешь кофе или чего-нибудь покрепче?
Эммилин отрицательно покачала головой, и ее гладкие блестящие волосы волной закачались по спине.
– Спасибо, нет.
Поднявшись из кресла, он с тигриной грацией направился к бару и налил себе виски из хрустального декантера. Сделав щедрый глоток янтарной жидкости, Пьетро задумчиво покрутил бокал в руке.
– Я знаю, что все это кажется безумием… – пробормотала Эммилин, встретившись с ним взглядом.
Его эбеновые глаза притягивали словно магнит, и Эммилин быстро отвела взгляд.
Уголки его губ насмешливо изогнулись.
– Есть немного, – согласился он.
– Дело в том, что я не хочу огорчать отца. Мысль о том, что я могу его ранить, невыносима.
Она снова посмотрела на него и на этот раз выдержала взгляд, изо всех сил стараясь быть храброй. Если она хочет, чтобы этот человек стал ее союзником в обретении свободы, она должна показать ему, что не боится его.
– После смерти мамы он поместил меня в кокон, а я не сопротивлялась. – Она прикусила нижнюю губу. Пьетро отметил, что губы у нее полные и чувственные, и снова глотнул виски.
Эммилин вздохнула и продолжила:
– Я все это время чувствовала, что нужно попросить отца снять с меня опеку и предоставить мне больше свободы.
– Ну и почему же не просила? – Пьетро не представлял, как можно жить, когда каждый твой шаг контролируется. Он с самого детства не терпел никакого вмешательства в личное пространство. Он всегда стремился к независимости и самостоятельности.
– Это трудно объяснить, – тихо ответила она.
Эммилин даже себе не могла этого толком объяснить. Много лет она пыталась смириться с существованием, которое, по сути, выбрала для себя сама, не желая огорчать отца.
– Самоубийство мамы стало страшным ударом для отца. Он очень изменился. Моя безопасность превратилась для него в идею фикс. Я не хотела, чтобы он снова был раздавлен, как после смерти мамы.