Это было… удивительно ярко, остро.
Страшно.
Фил втянул мою нижнюю губу во влажную глубину своего рта, до боли сжал зубами, посасывая. Секунда – и боль растворилась, отозвавшись сладкой вспышкой внизу живота. Его руки с нажимом проехали вниз по моей спине, притискивая меня еще плотнее, вцепились в трусики и потянули их вверх. Тонкая ткань натянулась, врезаясь там, между ног.
– О-о-ох…
Словно молния прошила тело снизу доверху, вздыбив на затылке мокрые волосы. Больно не было, нет, только приятно до умопомрачения. Он немного отпустил трусики и снова дернул их вверх. Я изогнулась и застонала, чувствуя одновременно легкую боль от прикушенной Филом губы и от впивающейся в промежность полоски ткани. Это заводило сильнее любых нежных ласк. Ой, как заводило… От желания, вспыхнувшего в теле яростным огнем, стало нечем дышать, сердце стучало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу, под кожей рассыпались колючие искры.
Фил развернул меня, прижал спиной к себе и стиснул груди, пощипывая и выкручивая соски. Его дыхание обжигало шею, а каждое движение умелых сильных пальцев отдавалось сладкими спазмами внизу живота. Мне было и хорошо и плохо. По коже пробегали волны жара, кружилась голова, и хотелось чего-то большего, еще большего, словно странный голод просыпался внутри. От восхитительной пытки колени подогнулись, и я бы упала, но Фил подхватил меня и вновь развернул к себе лицом. Раздался звук рвущейся ткани, трусики стекли вниз, смываемые струями льющейся сверху воды. Фил толкнул меня, я невольно сделала шаг назад. Под коленки стукнуло, я нелепо взмахнула руками и… с размаху уселась на… стул? Табурет? Даже не поняла на что. Неважно. Фил пожирал меня расширившимися зрачками.
– Раздвинь ноги, – хрипло скомандовал он.
Сердце дернулось и оборвалось, по телу прокатилась волна сладкой дрожи. Я облизала губы и медленно развела колени. Фил втянул носом воздух и начал расстегивать пуговицы, не спуская с меня горящих глаз. Лед и пламя. Мокрые, холодные чулки, облепившие ноги, холодное мокрое сиденье и колючий сладкий жар внутри. И взгляд Фила, который я чувствовала так ясно, словно он трогал меня… там… горячими пальцами… Все это сводило с ума, заставляя дышать тяжело и часто от нахлынувших ощущений. Новых, неизведанных, острых и ярких. Таких ярких, что плавилось тело и мутилось в голове. Я зачарованно следила за сильными мужскими пальцами, которые небрежно расправлялись с пуговицами, и почти стонала от странного чувства потери, потому что мокрая рубашка – чертова мокрая рубашка! – липла к телу, как вторая кожа, и ничего не удавалось увидеть. Наконец, последняя пуговица поддалась, Фил сдернул рубашку, бросив ее к обрывкам моих трусиков, и принялся за брюки.