Юрген повернулся ко мне и сказал, медленно подбирая слова:
– Er ist verrückt… oder ich bin verrückt[8].
Он поморщился, видя, как я уставился на него. Потом покрутил пальцами и повторил фразу. Похоже, с буржуем что-то не то, не то, что Юрген мог ожидать.
– Er weiß über den Krieg gar nichts[9], – добавил Юрген. Криг – это война. Нет войне?.. Как не вовремя его потянуло поболтать. Что же такого мог сказать этот буржуй? Да черт с ним, штатский все равно ничего важного знать не может. Потом разберемся.
Но здесь задерживаться больше нельзя! Пока еще одного сельскохозяйственника не пришлось к березе привязывать…
Понял, что стою и смотрю на Юргена. Тот настойчиво ждет ответа. А у меня не было ответа. Непонятно, что он сказал, и нет времени разбираться. Но мне это не давало покоя.
– Криг, говоришь, – сказал я зло. – Что – криг?
– Er verstehet nichts vom Krieg, – настойчиво повторил Юрген, отступив от меня на шаг, оглянулся на экипаж.
Экипаж наблюдал за нами из-под брюха «ланкастера». Алексей со скрещенными на груди руками – спокоен, как Чингачгук. Проша прислушивался и краснел, ну прямо «опять двойка» какая-то. Константин с интересом уставился на буржуя, у которого что-то не так с войной, пригорюнившегося со связанными руками. Петр Иваныч философски сплюнул под ноги. Я перевел как «где наша не пропадала» и усмехнулся.
– Надо убираться отсюда, Юрген, – сказал, даже не пытаясь найти немецкие слова.
Юрген напряженно смотрел мне в лицо, я махнул на дорогу, на сельскохозяйственника, тот зажмурился и вжал голову в плечи, будто в него бросили гранату.
– Мм… надо… – я опять махнул, теперь на «ланка-стер», – шнель! Их шнель, – я ткнул себя в грудь, – ду шнель, – ткнул его в грудь, – вир… мы? Шнель, алле шнель! – Я взмахнул руками, будто собрался обнять все стойки шасси сразу.
Тут до меня дошло, что он может именно сейчас попытаться отстать. И что? Прикладом его в люк загонять? Я зло махнул вокруг рукой:
– Или ты хочешь остаться? Оставайся!
И пошел. Уже в люке оглянулся. На лице Юргена мелькнула улыбка, его глаза потеплели, он усмехнулся, резко кивнул, прошел к своему второму двигателю. Мы как-то особенно слаженно завелись. Ребята попрыгали в фюзеляж. Приказ отдан – взлетели. Быстро и без проблем. Все молчали. Было ощущение, что сказано много и важное, но понято с середины на половину, и поэтому может оказаться совсем не тем, что понято. Просто я отпустил Юргена, а Юрген остался.
Молчание прерывалось шебуршанием Кости, хождением неугомонного Петра Иваныча и пощелкиванием приборов.