Отправились поутру, опять же – традиция. Здешнему зверью, судя по птеродактилям, безразлично, утро или вечер. Только ночью спят гроздьями, как летучие мыши. А днем летают, но не все, некоторые по нескольку дней висят. Примерно в километре от лагеря было такое место, где их всегда куча – кубометров пятьдесят клубок, не меньше. Вони там!..
Вскоре мы оказались на месте, куда проводник – Петр Иванович – привел. Петляли, петляли среди деревьев и выбрались на тропку звериную. А тропки звериные здесь некоторые, будто локомотив прошел, и сплошь навозом заминировано. Это если прошел, если поезд прибыл по расписанию, так сказать. А если стоп-кран сорвало, к примеру, у локомотива, ну, заглотила местная корова птеродактиля вместо араукарии, или стегозавр на ногу наступил? В этом случае тебе сразу вместо тропинки просека готовая.
А Петр Иваныч пальцем тычет: – Следы, каждый день свежие.
– Какая же это корова? – засомневался я. – Когти – дай бог медведю такие, а то и льву с тигром.
– На льва вы бы со мной не пошли…
И не возразишь. Хотя я, наверное, и на льва пошел бы. Надоело в зеленой гуще сидеть, одним и тем же заниматься. Где-то там война, родные, Соня – не знаю, почему я о ней все время вспоминал. Возможно, из-за заброшенности этой. В эскадрилье, наверное, она так и осталась бы девушкой, которая смотрит мимо меня. Потому что слишком серьезная, этого не надо, война, сошлись – разбежались, остались друзьями. Нет, в эскадрилье я бы так и наблюдал издалека за штурманом, поржали бы с ним, а вскоре и он бы на кого-нибудь еще переключился. А здесь вспоминаются… серьезные эти глаза и насмешливые. Что я, глаза красивые не видел, и глаза, и вообще? Вдруг возникла мысль, что штурман ведь тоже, наверное, о Соне вспоминает, и мысль эта разозлила… Я машинально что-то ответил бортстрелку, пропустил мимо ушей разглагольствования Проши по поводу соотношения следов и размеров дичи…
Место, куда нас привел Галюченко, напоминало вытоптанную коровами лесную дорогу. Только теперь я заметил, что ребята осматривают большой камень, скалу метров в пять высотой.
– Давайте заберемся, – предложил Петр Иванович, – пулеметы разложим, будем сверху в дичь стрелять.
Забрались. Получилось, что сверху, в кронах, окошко, и мы под солнцем как на сковородке. И главное, светило нас достает, а ветерок где-то поверху без толку листьями шелестит. Жара. Зато высоко сидим. Вот только птеродактили над нами чиркают. Оно, пожалуй, не бывает таких перепончатых, чтобы на людей, пулеметами вооруженных, нападать, а все равно неуютно, демаскировочка налицо, как сказал бы Федин. Но ничего, сидим, охотимся.