Хозяйственный Галюченко уже и второй парашют стал выклянчивать – для кухни.
– Кухня – один из стратегически важных объектов, солдату без кухни смерть, – отбивался он от насмешек Кости и Алексея, которые встречали в штыки все поползновения Петра Ивановича к одомашниванию.
Второй парашют я ему не отдал. Попил водички и сказал:
– Отставить! О возвращении домой думать не отменялось. Назад с чем лететь будешь?
– С самолетом, – миролюбиво ответил Петр Иваныч. Я уставился на него в замешательстве. И бортстрелок сориентировался тут же и сказал, строго сведя брови:
– Есть отставить.
Я хмуро кивнул. Н-да. С самолетом. Вообще-то, по честности, если собьют, то парашют – это как монетку бросать, то ли поможет, то ли нет. Однако он должен быть! А мы расслабились, рассуждаем, разбрасываемся парашютами, надо, не надо… а мне что делать, не наряды же вне очереди раздавать! Не к месту сейчас такие вещи.
Но полог все-таки пришлось перетягивать, чтобы и кухню охватывало. И ведь Костя сам полез помогать. Хитрый Галюченко знал, чем нас взять на крючок. Не поленился отмахать километра три вдоль моря и нашел кладку черепашьих яиц. Прикатил раковину обхватом с метр, добыл моллюска. Нарубил его и залил яйцами. Поначалу-то мы посчитали этих двустворчатых несъедобными – резина, она и есть резина. Но Петр Иванович не сдавался, экспериментировал, приговаривал:
– В тридцать третьем кору ели, а тут звирюка. Разобраться надо.
И разобрался. Провел с десяток опытов – на нас, на ком же еще. Ведь на просеке так намахаешься, хоть что слопаешь, лишь бы горячее было и мясом называлось. Оказалось, чем дольше моллюска варить, тем он тверже становится. А бросишь в кипяток, только чтоб побелел, и вполне себе съедобно, грибы напоминает.
Запах пошел от сковороды нашей доисторической такой, что вскоре мы все вокруг нее собрались. Конечно, в первую же минуту Костя был в руках бортстрелка. Лицо его вытянулось, как у сироты казанской, хоть я и не видел никогда эту самую сироту. Но думаю, глаза у сироты были именно такие, как сейчас у Кости.
– Чем это так пахнет, Петр Иваныч? – поинтересовался, сглотнув слюну, и я.
– Слышал, морские гады – очень полезная еда, – сказал Галюченко и вдруг неподдельно так заторопился:
– Быстро за стол! Сейчас пеплом от Винницы как накроет, вон уже с верхушки несет. Вот если бы крышу сделать…
Мы все невольно посмотрели в сторону вулкана. Самого его не было видно, лишь струйка дыма курилась над лесом. Плевался он нерегулярно, но пару раз в день обычно отмечался. Потом еще долго доносило пепел. Хлопья черной жирной сажи вылавливали пальцами из чая, а то и совсем не замечали.