Винницей Петр Иваныч в шутку именовал левый вулкан. «Мне, – говорит, – само слово сказать, что утром в родной хате проснуться, занавесочку отдернуть, только-только рассвело, а я малой еще… мне подоконник по грудь, я на цыпочках». С легкой руки Алексея правый вулкан стал Ленинградом, а Константин присвоил название озеру – Ессентуки. Проша лишь посмеивался и наносил эти слова на карту.
Петр Иваныч очень обрадовался навесу, сначала даже ночевать под ним предложил. Но мы ночевать там не решились, перепончатым вредителям навес не помеха, да и поблизости кто-то крупный пастись повадился. Слышали несколько раз фырканье, треск деревьев. Но «ланкастер» они пока обходили стороной. Похоже, уважали, как своего.
Наступила моя смена топором махать, но не сложилось. Точнее, махать-то было можно, но… Утром я выбрался из фюзеляжа и заметил, что вокруг уже не просто травка. Выросла подножная зелень до того размера, что мы вдруг сразу осознали – растут гады, как бамбук. Нет, конечно, бамбук, согласно школьному учебнику, метр в день выгоняет, но нам и метра в неделю много – поднимается быстрее, чем рубим.
Можно сказать, рухнули надежды. И так проблема, что дело движется медленно, но тут вдруг стало ясно, что в разы медленнее. Придется возвращаться, и если не рубить, то срезать высоченные дудки, тянущиеся прямо из земли вокруг сожженных пней, да и пни, которые не сожгли, за эту неделю обросли молодняком. Мудрствования Проши лишь подливали масла в огонь: «Надо было этого ожидать, тропический климат способствует, вулканический пепел стимулирует».
Неужели мы так и будем сидеть в самолете, застрявшем в доисторических джунглях? Глядишь, они и сквозь фюзеляж прорастут. В памяти всплыла южная какая-то казнь – растущим бамбуком. Превратимся понемногу в питекантропов, по деревьям запрыгаем, заглатывая птеродактилей прямо на лету. О родине забудем, Прошу домой не привезем, и новую машину он там не построит.
Ночью не спалось из-за этих мыслей, а под утро совсем тошно стало. Я тихонько выбрался наружу и двинулся к морю голову в порядок приводить. Так уж я устроен – ходьба в норму вгоняет. Шагал, почти маршировал. Постепенно мысли в тот же ритм входили, иногда даже идеи нужные возникали.
Под конец похода я еле продрался сквозь колючие заросли. Здесь, в низинке, всегда стояла вода, прыгала и верещала живность. Миновать это место лучше быстро, иначе местные комары сожрут заживо.
На берегу было прохладно, полоса отлива блестела влажным песком, пустынное море оживляла лишь маленькая голова морского зверя. Зверь плыл, рассекая беззвучно водную гладь. За ним ползли ровные борозды, как от небольшой лодки. Хорошо. Идти в удовольствие, тихо. Если не считать визга перепончатых, но они давно уже стали частью этой тишины, в которой нет нормальных человеческих звуков.