Наконец небо посчитало, что динозаврам пора спать, и выключило свет. Но глаза, привыкшие к свету звезд, видели достаточно, чтобы даже и не спотыкаться. Алексей уже закончил все приготовления, связал двойную петлю из стропы, другую стропу перекинул между камнями. В обвязку я полез с чувством, что сую голову в петлю буквально. Но она надежно охватила спину и ноги, и я, слегка отталкиваясь от скалы, опустился к подножию. Почти не исцарапавшись, если не считать пару касаний мордой о камень, когда неудачно оттолкнулся. Здесь было душно и темно, как в колодце, пахло сыростью. Глухо бил прибой.
У Алексея путь занял времени больше, я медленно стравливал скинутую сверху стропу, но спуск контролировал он сам.
Двинулись вдоль скалы по каменной осыпи, почти на ощупь, понимая, что идти тише по этому крошеву невозможно, и надеясь на прибой – прикроет.
Сколько их там? Может, подойдем, а они из машины… Пустить людей цепью, заходить на самолет полукругом – хорошая тактика. Но цепь из двух бойцов – мероприятие так себе.
Приблизились, держа ТТ на боевом взводе. Трехлинейка у меня на левом плече – в темноте издали не постреляешь, вблизи пистолет надежнее. А если вплотную подберемся, то и пистолетами опять же шуму наделаем, а сюрпризов неохота, так что и нож я нащупал.
Подошли действительно вплотную. И темнота – глаз выколи, только нечеткие очертания машины и тела угадывались. Похоже, немец сидел в той же или почти той же позе, как и увидели его со скалы.
– Дохлый, – прошептал Алексей.
Слова заглушал прибой. Кажется, ни одной живой души, если не считать нас с Алешкой.
Я шагнул немцу за спину, приставил к горлу вынутый нож. Фашист шевельнулся. Не дернулся, а именно шевельнулся. Чуть-чуть. В нос ударил запах давно не мытого больного тела. Вдруг немец заговорил, громко, неразборчиво, путаясь. Язык его я бы все равно не понял, в школе учил, конечно, только успехами похвастаться не мог, а тут… Но ясно, что не в себе немец, – то быстро говорил, то медленно, какого-то Дитриха все время звал – это любой разберет.
– С ума сошел, – заключил штурман.
– Нет, бредит. – Я только сейчас понял, что тощая фрицева шея у меня под рукой сухая и горячая, очень горячая.
Немец просидел не двигаясь не меньше чем полдня. Значит, больше никого рядом нет.
– Уходим? – спросил Алексей.
– А что мы узнали? Нет. Сначала в самолете пошарим.
Не нашли ничего интересного, карты посмотрели при зажигалке – немецкие, но штурман район Берлина сразу опознал. Карты нашим пригодятся, когда вернемся. Те, кто не только сверху на Германию смотрит, у кого «глаза» и на земле имеются, разберется в секретных объектах, здесь наверняка обозначенных. Если вернемся, конечно.